Путешествия в Мустанг и Бутан
Шрифт:
Одетые в парчу запы танцевали на изумрудной траве под солнцем. Окрестные горы голубели вдали. Пели птицы. Монахи, чиновники, властитель закона, треба, траба, детишки, старики, женщины и сам я — все смотрели и восхищались ими.
На луг выскочил шут-аттара с красным лицом, его комические движения вызывали дружный смех. Он подтрунивал над божествами, вышучивал властителя закона, а потом вдруг подошёл и на радость всем присутствующим дёрнул меня за нос. Да, рабство здесь облечено в яркие краски…
Что, если дать немного воли воображению? Попробуем представить над лавчонками чудовищный
…Фестиваль продолжался. Как и накануне, маски смерти пялились на зрителей, а танцоры кружились вокруг символов всеобщего страха.
Словно в шекспировских трагедиях, шуты разряжали напряжение. Они корчили рожи позади помпезных демонов и передразнивали их походку. Знатные господа смеялись над тем, как шуты пародировали их жесты и манеру держаться, постепенно они становились центром затянувшегося представления. Шуты показали карикатуру на похороны, а под конец изобразили шарж на тримпона. Народ хохотал до слёз.
Смех достиг апогея, когда властителю закона, главному интенданту, четверым другим важным лицам и мне пришлось составить ансамбль и исполнить танец. Особенно нелепо выглядел я в бутанском кхо и сапогах фирмы «Моррисон и Таттл».
— Вам не следует надевать кхо, — предупредил Тенсинг, когда я советовался с ним по поводу своего праздничного облачения.
— А что, это шокирует?
— Нет, нисколько, им понравится, что вы будете в бутанской одежде.
— Тогда почему же?
— Потому что, — ответил Тенсинг, — вы знатный господин, а ваш кхо слишком дешёвый и короткий!
Я не обратил тогда внимания на это соображение. Откуда мне было знать, что длина кхо должна соответствовать рангу человека? Кроме того, мне не хотелось говорить Тенсингу, что у меня нет денег на роскошное одеяние, достойное «знатного господина». Лучшее платье делают в Бумтанге из шёлка энди, тёплого, как мех, и стоит такой халат столько же, сколько мул, — 150 долларов. В среднем женщине требуется полгода, чтобы выткать сложные ярко-жёлтые, красные и зелёные полосы с белыми значками, символизирующими долголетие…
Наши артистические потуги сменила программа тибетских танцев. Их исполнили торговцы по просьбе властителя закона: тот считал, что коммерсантам тоже должно быть весело, тогда они почаще станут приходить в Тонгсу и базар расцветёт.
Со стороны гор поползли тени, пора было заканчивать праздничный день ритуальным танцем, посвящённым счастью; его исполнили вместе юноши и девушки. Затем на луг вынесли столик и водрузили на него деревянный чан с ячменным пивом. По краям лежали нарезанные огурцы: в Бутане их едят, как у нас конфеты. Весь фестивальный день тримпон раздавал кружочки огурцов детишкам, усевшимся на земле у ног почётных гостей.
Первую кружку пива под мелодичную песню расплескали по земле — для богов. Следующую поднесли властителю закона: дотронулись медной ручкой до его лба и нацедили несколько капель в ладонь, чтобы он попробовал. Затем пивом обнесли всех присутствующих, танцоров в первую очередь; слуги прикатили ещё несколько
Последние звуки смолкли, упала темнота. Лошадей и мулов, прибывших из дальних мест, пустили пастись на луг. Все смотрели на тримпона. Наконец он поднялся и двинулся своим степенным шагом в сторону дзонга.
Тьма сгустилась настолько быстро, что никто не успел зажечь факелов. Властителю закона освещали путь мощным керосиновым фонарём, привезённым из Индии. Он коротко приказал слугам держать его повыше — спуск был крутой и практически невидим в ночи. Тримпон отечески следил за тем, чтобы ребятишки не потерялись и не упали вниз. Он самолично за руку сводил их по ступеням.
Мне вдруг стало ясно, что величественная цитадель, обоюдоострые мечи и всё прочее существуют не как институты устрашения, а как символы покоя. Они призваны вселять уверенность и покой в человека, когда над горами спускается непроглядная тьма и холодный мир внезапно становится враждебным. Человеку нужно надёжное пристанище, когда он остаётся один на один с безбрежностью природы…
Наступил рассвет пятого дня моего пребывания в Тонгсе. С четырьмя пони и четырьмя носильщиками мы сделали ещё один шаг в глубь времени: выступили в Бумтанг (Сто тысяч долин), сердце Бутана.
Туман стыдливо прикрывал вершины. Дозорные башни исчезли из виду, едва мы перевалили через первый гребень. Впереди был Донгла, один из высочайших перевалов на территории страны. Дорогу жидкая грязь, прихваченная холодом, превратила в самый настоящий каток. К тому же сверху частенько ссыпались любопытные камни.
Наконец я с облегчением увидел трепетание флагов на ветру— перевал.
Вокруг, насколько хватало глаз, тесным строем стояли горы. Каньоны и ущелья, образованные эрозией в районе Тонгсы, уступили место альпийским лугам — никакого намёка на близкие джунгли. Это край снегов и долгой-предолгой зимы.
По спине пробежал озноб: неужели придётся одолевать все эти кручи? Сумеем ли? Меня предупреждали, что Восточный Бутан — грозный противник, но такого нагромождения я не представлял.
Однако необитаемых мест на земле нет. В сумерках мы с Тенсингом увидели дымки и бледные силуэты трёх монастырей. Вблизи оказалось, что каждый окружён пятью крестьянскими домиками. С той стороны неслись крики, восклицания и какое-то тягучее пение. Лёгкая пелена поднималась над розовым гречишным полем. На краю его целая армия мужчин — человек сто, не меньше, — мотыжила землю. Они шли развёрнутой цепью и пели в такт. Это были рабы королевского имения.
Долина лежит на высоте 2700 метров. Нигде не видно и следа рисовых полей, столь характерных для Западного Бутана. Никогда ещё картина не была столь похожа на «моментальный снимок» средневековой Европы: быки тянули деревянные сохи, а рядом, погоняя их кнутом, шагали босоногие мужики, одетые в вывернутые медвежьи шкуры.
Женщины смотрели на нас с деревянных балконов. В дома вели ступени, вырубленные в приваленном стволе; на ночь его втягивают наверх, и жильё превращается в миниатюрную крепость. Где можно переночевать? Старики посылали нас от дома к дому, пока наконец какая-то мудрая старуха не согласилась приютить «знатного господина».