Пути непроглядные
Шрифт:
Первые башни они увидели к полудню четвертого дня. Лес к тому времени изрядно поредел и то исчезал вовсе, оставляя путников открытыми любому взгляду темными точками на снежной белой глади, то возвращался в виде узкого перелеска, издали напоминавшего строй корявых уродцев, так причудливо изгибались и корчились его деревья.
Похожие на диковинные грибы башни виделись неясно, будто сквозь колеблющуюся дымку. Меж ними и последними деревьями леса лежали разрезанные дорогой пустые пространства, ровные и симметричные, и в этот раз не было никаких сомнений, что это поля. Вместо привычной белизны их порывала густая зелень, как будто
Ома остановилась. Ангелица с синей многолучевой звездой на лбу, со спутанными золотыми волосами под наброшенный капюшоном Гвейровой накидки выглядела бледной и уставшей, но глаза ее сияли облегчением и счастьем. Она что-то быстро сказала Айю, и мальчик обернулся с видом серьезным и печальным.
– Ты когда-нибудь видел такое, Рольван? – спросил Гвейр.
– Видел что?
Гвейр усмехнулся:
– Идем.
Рольван ожидал чего-то подобного, но все же с трудом устоял на ногах, когда вдруг натолкнулся всем телом на невидимую стену. Вытянув руки, ощупал ее теплую, словно живую поверхность. Надавил изо всех сил. Стена мягко пружинила, но не поддавалась.
Рольван хмыкнул и потянулся к кинжалу. Остановился, смущенно оглянувшись на Ому – та молча наблюдала за его попытками.
– Не получится, – сказал Гвейр. – Я даже пробовал ее поджечь. Пока гудят башни, городу ничего не угрожает.
Ай прижался к его боку и проговорил со всхлипом:
– Ома гово-рит вам ухо-дить. Гве-ейр…
Он громко заревел. Гвейр опустился на колени и обнял его.
– Не плачь, – сказал он. – Теперь у тебя все будет хорошо. А я навсегда останусь твоим другом. Ты ведь будешь меня помнить? И Морака, и Хвиссе, и малышей?
– Да, – всхлипнул Ай. – Буду…
– Прощай, Ай. Обещай мне вырасти большим и никогда больше не попадаться Волосатым. Обещаешь?
– Да…
– Вот и хорошо.
Гвейр поднялся и кивнул Оме. Произнес несколько слов на языке Белых людей. Ома ответила и крепко сжала маленькую ладошку Айя. Гвейр отвернулся и решительно зашагал прочь.
– Прощайте, – сказал Рольван и пошел за ним.
Очень хотелось остаться и посмотреть, как Ома будет проходить сквозь стену, но он понимал, что ангелица не собирается открывать свой секрет посторонним. Было немного грустно – как будто он ожидал чего-то большего, нежели это короткое прощание, как будто у него были причины чего-то ожидать. Тонкий вскрик настиг его через несколько шагов:
– Роль-ван!
Он обернулся. Грубая меховая накидка упала в снег, когда белоснежная девушка бросилась вперед, обхватила его за шею и заставила наклониться, а затем расцеловала в обе щеки.
– Спа-сибо, – старательно произнесла она на языке Лиандарса.
– Будь счастлива, мой ангел, – ответил Рольван, обнимая ее.
Когда он обернулся через двадцать шагов, девушка и мальчик уже миновали невидимый барьер и шли, удаляясь, по дороге к городу. Ай обернулся и помахал рукой. Ома смотрела только вперед.
Гвейр остановился, поджидая его. Он улыбался, взволнованно и обрадованно:
– До сих пор не верил, что скажу это, Рольван – теперь наша очередь вернуться домой!
Серебристо-белая луна теперь обитала на небе почти до утра. Ее облик делался ночь от ночи совершенней – близилось полнолуние. Далекий дом с каждым шагом становился ближе. Гвейр смотрел по сторонам с грустью, как будто прощался – с белым небом и белым снегом, башенными городами и холодными пещерами, людьми-ангелами и людьми-чудовищами. Рольван не разделял его чувств. Ничто в этом мире не стоило его второго взгляда. Домой! Если он о чем-то и сожалел, то лишь о том, что не имеет крыльев, чтобы скорее оказаться у Врат.
Но и без крыльев они быстро продвигались вперед. Благополучно миновали опасные места, незамеченными проскользнули мимо стойбища Волосатых людей и позже проделали это еще раз, обошли заброшенный город, куда дикари забредали порою в надежде чем-нибудь поживиться, и заночевали под открытым небом вне пределов видимости последней из его башен. Как объяснил Гвейр, в прошлый раз Рольван совершил обычную ошибку путешественников из Белых людей – им кажется безопаснее остановиться в пусть разрушенном, но все же доме. Волосатые знают об этом, вот и приходят сюда охотиться.
Голые ветви двух сросшихся деревьев незнакомой породы, с шершавой красноватой корой, были бы плохим укрытием в случае непогоды, а разжечь огонь не позволяла осторожность. Рольван уже забыл, когда в последний раз он спал в тепле – тогда же, впрочем, когда ел горячую пищу и умывался. Он не чувствовал холода, то ли оттого, что привык, то ли погода на самом деле улучшилась – по словам Гвейра, шел уже второй месяц весны. Сушеное мясо вприкуску с жесткими корнеплодами, которыми Гвейр набил обе котомки, и ледяная вода стали уже привычным ужином. За глоток вина или даже эля Рольван сейчас запросто согласился бы кого-нибудь убить.
Поужинав, он завернулся в меховую накидку и устроился под деревьями. Сон никак не шел. Близилась полночь, и огромная луна висела прямо над головой – серебристо-белая на черном небе, окруженная свитой очень мелких, часто мерцающих звезд. Лишь небольшая неровность по краю отделяла ее от полнолуния.
Гвейр, которому досталось первое дежурство, сидел рядом, прислонившись спиной к древесному стволу и глядя назад вдоль цепочек их собственных следов. На коленях его лежал лук, и три стрелы были воткнуты в снег, так, чтобы удобно было достать рукой. Рольван знал, что так он может просидеть целую ночь без сна, предаваясь каким-то своим мыслям или напевая себе под нос древние сказания – манера, которая иногда водилась за ним в прежние благополучные дни при дворе тидира, здесь стала его постоянной привычкой. Представлялось, что так же он сидел на протяжении многих ночей, рассказывая о богах и героях Лиандарса чужим заснеженным скалам, холодному бесцветному небу, не понимающим ни единого слова дикарям. Гадая, какими были для Гвейра эти три с половиной года полного одиночества без надежды когда-нибудь вернуться домой, Рольван смущенно отводил глаза, как будто был в чем-то виноват, и думал, что от такой жизни любой бы мог сойти с ума и подружиться с семейством Волосатых – лишь бы иметь рядом хоть кого-то, отдаленно похожего на человека.
– Расскажи мне еще о богах, – попросил Гвейр, догадавшись, что он не спит.
– Я все уже рассказал, что мог.
– Разве это не чудно, Рольван? Ты, кто боролся против них, рассказываешь мне, как сидел за их столом и пил из рога Лафада, беседовал с сами Каллахом и его псом, словно какой-нибудь сказочный герой! А я, кто верил им всю жизнь, почти ничего не помню – только зал, полный народа, и как кто-то положил мне на лоб горячие руки, а потом велел выбирать любую дверь из целой сотни. Я до сих пор сомневался, что это все не было бредом из-за болезни!