Пути Предназначения
Шрифт:
— Да, Клемент Алондро, имя у тебя есть, — спокойно ответил капитан. — Но от должности теньма номер четырнадцать оно не освобождает. Поэтому заткнись и жди своей очереди на приговор.
Капитан подошёл к теньмам восемь и одиннадцать.
— Итак, вы решили устроить самосуд. Присвоили чужие — и высшие! — права. Кара за это положена немалая. Но есть вина и посерьёзнее. Вынося приговор, вы не удосужились разобраться в причинах поступка подсудимого.
— Какое значение имеют причины, — с трусливой склочностью ответил восьмой, — если сам поступок заслуживает крайней меры наказания?
— Ты скверно учился в лицее. Иначе
— Причины? — переспросил одиннадцатый. — Ни одна причина не оправдает оскорбления величия нашего Светоча!
— Предоставь Светочу самому судить о своём величии. Оставь ему хотя бы это право.
— Я не…
— Вот именно, что «не». Ты очень много чего «не». В том числе никогда не был предвозвестником. Ты ничего не знаешь о том, что происходит за пределами Алмазного Города. Единственное, что тебе известно досконально — так это дешёвые бордели Маллиарвы, в которых ты проводишь все увольнительные. Но истинная жизнь большой земли тебе неведома, и потому судить о ней ты не можешь. Так что оставим неприкосновенным величие Светоча и займёмся тем, что касается нашего ничтожества. — Капитан встал так, чтобы видеть всех подчинённых, медленно обвёл тяжёлым взглядом. — Четырнадцатый сказал правду. Все эти плебеи за стенами Алмазного Города, вне зависимости от того, простой они крови или высокой, слишком скудны умом и мелки душой, чтобы в полной мере осознать богоблагославенность своего владыки. Они не способны ни уразуметь, ни прочувствовать, какое счастье даровал Бенолии пресвятой, послав ей такого наместника.
Капитан гневно хлестнул по стене хвостом, — на гладкой белой поверхности остались глубокие выщерблены.
— Тяжело понимать, что большинство живущих вне стен Алмазного Города недостойны даже смотреть на его ограду. Ещё труднее примириться с тем, что весь этот людской мусор осмеливается противоречить высочайшей воле. Плебеи дерзают оценивать поступки своего государя! Это действительно так.
— Но почему… — начал было Эльван.
— А чтобы никогда не возникало никаких «но» и «почему», существуем мы, теньм-пять. Волей бенолийского государя мы избраны из общего ничтожества и прямым благословением пресвятого подняты над плебеями. Но избранность нам дана не просто так! Мы должны стать неодолимой стеной между нашим Светочем и той зловонной людской грязью, что изобилует за пределами Алмазного Города. Однако вы начали забывать о своём высоком жребии. И четырнадцатый напомнил вам, кто вы есть и зачем!
Капитан подошёл к одиннадцатому и восьмому.
— Вы и теперь скажете, что четырнадцатому следует отрезать голову? Поняли теперь почему всегда надо знать причины любого поступка и лишь затем выносить о нём суждение?
Теньмы рухнули на колени, согнулись в чельных поклонах, покорно вытянули перед собой руки. Капитан посмотрел на скрюченные спины и сказал:
— Не поняли. Как не поняли и того, почему поспешность суждений всегда наказуема. Вы снимаетесь с дежурства.
По спинам теньмов пробежала дрожь: сейчас капитан должен был отмерить наказание.
— Эту ночь вместо уборщиков драите в казарме сортиры и душевые, а после отправляетесь в космопорт, на любые подсобные работы по усмотрению старшего тамошней смены. И так до самого вечера. За простыми делами хорошо думается. Надеюсь, уразуметь смысл сегодняшних событий вы сумеете.
Капитан подошёл к Эльвану.
— Теперь ты, пятый. Тоже поспешил обвинить, не разобравшись в причинах. А значит должен разделить с одиннадцатым и восьмым их кару. Однако есть смягчающее обстоятельство: ты пытался защищать напарника от навета. Поступок похвальный, но что-то слабая у тебя получилась защита. Трусливенькая. Поэтому хвалить тебя не за что. Но ты хотя бы вину искупил. Так что остаёшься на дежурстве.
Эльван согнулся в низком поклоне. Капитан подошёл к теньму-четырнадцать.
— Клемент… Будучи предвозвестником, ты выполнил важную миссию. И сейчас мне помог, вразумил позабывших себя болванов. Ты достоин награды. Я даю тебе увольнительную. Сегодня двадцать четвёртое, так что гуляй до утра двадцать шестого. Возьмёшь у старшего референта деньги, гражданскую одежду — и вперёд, ко всем прелестям ночной Маллиарвы. — Капитан глянул на одиннадцатого и восьмого. — А вы чего замерли? Или с приговором не согласны, другого ждёте?
Одиннадцатый и восьмой скользнули прочь.
— Ты тоже иди, — сказал капитан Клементу. — Отдыхай.
«Капитан не верит ни одному слову из тех, что сейчас произносил, — обожгло Клемента ненужным пониманием. — Тогда зачем он всё это сделал?»
Капитан вперил в теньма-четырнадцать испытующий и цепкий взгляд.
Клемент торопливо поклонился, вышел из дежурки.
Капитан ждал его у служебных ворот Алмазного Города.
— Я действительно не верю собственным словам, — сказал капитан. — Ты правильно догадался. И давно знаю, что у нашего Светоча никакого величия и в помине никогда не было.
— Тогда почему вы… — Клемент не договорил.
— А что мне ещё делать? Куда идти? И куда деться остальным теньмам, тем же пятому, восьмому и одиннадцатому? Клемент, на большой земле мы не нужны никому. Во всём Иалумете для нас нет другого места, кроме Алмазного Города. Поэтому сомнения для любого из нас не просто пагубны, а смертельны. — Капитан смотрел Клементу прямо в глаза. — Теперь ты знаешь, как мучительны сомнения, какую боль они приносят. Так зачем и других обрекать на терзания? Разве боли и без того мало?
Клемент не ответил. Капитан горько улыбнулся.
— Сегодня ты понял, как пусты и бездумны обитатели Алмазного Города. В их глазах одна только алчность, похоть и тщеславие. Видеть такое всегда больно. И вдвойне больней смотреть в пустозракие лица тех, с кем вынужден делить стол и ночлег… Но жители большой земли ничуть не лучше. В их глазах ты тоже не увидишь даже намёка на душу. Везде всё одинаково, Клемент, и Алмазный Город не самое скверное место в Иалумете. А теньм — не самая худшая судьба.
— Капитан…
— Димайр. Если ты вспомнил моё имя, то по имени и зови.
Клемент встал на колено, склонил голову.
— Я истерику устроил. Вас едва не подвёл под расследование. Я виноват.
— Перестань. Когда вдруг замечаешь, как до мертвенности пусты лица вокруг тебя, становится жутко. Хочется встряхнуть этих людей, напомнить им, что жизнь — есть. Ты начинаешь говорить немыслимые прежде дерзости и с ужасом понимаешь, как правдиво каждое твоё слово. Но всё бесполезно. Мертвецы остаются мертвецами. Тогда ты сам хочешь умереть, спрятаться от этого ужаса в небытии… Ведь живому среди мёртвых невыносимо. Ты говоришь высшим всякий оскорбительный вздор, надеешься, что отправят к расстрельной стене.