Пути-Пучи
Шрифт:
И учил их бар-Равва, и служки его бороду изумрудную ему приносили, что означала радость и предвкушение, и прицеплял он; говорил им про Трехточие Священное, в Отвращение Великое погружаться их научал, про смерть говорил, какую она радость великую принести может, новичкам, на первых порах, про чужую смерть, и про собственную тоже, и как выходить из мгновения смерти, и как душу заострять для получения удовольствия, и как думать, чтобы правильно радоваться; рассказывал он долго, и слушали его, забыв, что он все у них отобрал; и отбирать учил, и так это все просто было; в тайны только не посвящал, потому что посвященный в тайны легко мог от него уйти. Затем же прогонял и убивал догнав, и радость великую испытывал.
Те же одиннадцать, что спаслись в укрытиях своих тайных, дождались, когда закончится единоборство бар-Раввы с Сыном Бога Иегвой, потом вышли те одиннадцать из укрытий, собрались вместе в собрание единое, и назвали то собрание бар-Раввиным словом "Пути-Пучи", да так и пошло. А главным был у них некто по имени Николай, потому некоторые "николаистами" вначале их называли, но недолго тот Николай был, убили его. Сейчас, когда многие годы прошли, и даже десятилетия многие со времен той битвы великой между бар-Раввой и Сыном Бога Иегвой, стало их, говорят, много, до одиннадцати сот человек; и много их для Земли стало, ибо сильны они. И когда, воспламененные учением, выходят они на люди и становятся откровенны, не понимают их слушающие их, и камнями побивают, и охотятся на них, как на самых презренных тварей, потому что противны людям дела их и цели их, и Природе противны, и Небесам, а только лишь одним идущим по пути Пуччьи.
За те одиннадцать месяцев, что до праздника опресноков оставались, успел прослыть бар-Равва самым кровожадным грабителем и человекоубийцей, каких только (знал) Израиль, а про то, что когда-то он учил людей науке истинного удовольствия, называемой Пути-Пучи, ибо отнял бар-Равва (память у них) о том.
Дошло о злодействах бар-Раввы до стражи, охраняющей покой в Иудее. Объявили охоту на него, выставили на всех дорогах дозоры, факельщики по улицам с секирами ходить стали; поймавшему же бар-Равву большую награду назначили в десять сребреников. И многие герои польстились, и охоту за ним учинили, но смеялся бар-Равва, и сам за ними охотился и всех охотившихся за ним истреблял, на мучительную смерть каждый раз обрекая и отбирая все, что только было у них, и погибли те, и никто не слышал больше о них, и о родных их тоже не слышал. Легко избегал бар-Равва, мимо стражников невидимым проходил, у них в насмешку отбирал тоже - у кого память о сыне, у кого клад, у кого удачу. Да и рядом с дозорами бесчинства неслыханные устраивал, и бояться стали бар-Раввы больше, чем Сатаны. Сатана же меж тем себя проявлял никак, словно не было Его в мире - а почему, не знает никто. И, смеясь, говорил бар-Равва:
– Нет на свете ни человека, ни войска, ни колдуна, какие способны были бы меня уловить. Пока не захочу, не поймать меня. Захочу же скоро, и тогда время мое придет! И не будет тогда на Земле Бога, кроме меня.
В Тайном Послании, написанном Иудой Искариотом и укрытом по велению Иегвы от мирских глаз до времен Страшного Суда, но отобранном вскоре членами Собрания Пути-Пучи и с тех пор ставшем для них одним из самых священных текстов, потому только, что там упоминалось имя бар-Раввы, так говорится о той одиннадцатимесячной битве, которую вели меж собой Сын Бога и Сосед Бога:
"То было сражение, людям совсем не видное, не понимали они его, а поняли бы, так ужаснулись бы ужасом великим, ибо сражались Иегва, Сын Божий, и бар-Равва, Сосед Божий, за право быть казненными на кресте распинающем, на котором человек иной раз по нескольку суток мучается от мук многочисленных - жара солнечного, болей телесных и постепенного удушения. Только смерть на кресте том могла для великих соперников оказаться истинной и последней победою".
Для Иегвы означала бы та победа окончательное соединение с Отцем Его и установление нерушимой связи между Ним и Землею, которую бар-Равва прервал. Для бар-Раввы она означала бы отлучение Бога от Земли, он стал бы посредником между Богом и Землею, и до Страшного Суда он был бы посредником между Богом и Землею, ложным посредником, он бы не слушал Бога, а делал так, как повернется его желание. А Страшного Суда не боялся бар-Равва, потому что был он далек, Суд.
Победа Иегвы означала бы также возникновение священного Триединства - Бога, Святого Духа и Сына, - Триединства, которое уже никаким злым силам - ни подземным, ни человеческим, ни небесным - расколоть невозможно, и связь с Землею Священной Троицы тоже стало бы невозможно прервать. Вот какие важные для всех нас дела решались еще при жизни наших отцов, люди. Именно к этому стремился Иегва, когда просил Отца Своего осенить несколько досок, по Иудее разбросанных, и сделать так, чтоб в конце, к празднику опресноков, доски те попали в руки столярам Шаламу и Кису, кои подряжались изготовлять для Синедриона кресты распинающие для умертвовения приговоренных преступников, а также прочих орудий для пыток. Став на крест сей и приняв мученическую кончину, стоящий на кресте том по прошествии времени чудесным образом воскресал и становился связью между Землею и Богом. Иегва, ставший на крест сей, спасал мир от козней Соседей Бога, хотя от козней Сатаны он не спасал, то еще предстояло, потому что Сатана здесь был совсем ни при чем; и хотя сам чин Правого и Левого Соседа Бога тем самым не отменялся и по-прежнему могли они бесчинствовать на Земле, но к Священной Череде Событий, до Страшного Суда доводящих, никто из Соседей будущих уже касательства не имел бы, не имели бы сил они изменить их и тем самым Суд отдалить.
Если же бар-Равва бы победил и на крест сей встал, и смерть бы принял на нем, то сила креста вошла бы в него и с Богом соединила, и в тот же миг его бы и с Землею соединила, и прервал бы бар-Равва в последний миг жизни своей связь креста с Богом, и не имел бы Бог более пути к сердцам человеческим, и скорбь вселенская воцарилась бы над миром во все времена, до Страшного Суда вплоть, и погиб бы смертью смертного Иегва, Сын Божий и Человеческий, не успев спасти мир от зла, сам же бар-Равва, воскреснув, восторжествовал бы и возымел бы, как уже сказано, власть полную над Землею, и горевали бы люди, спасительной кровью Иегвы не окропленные; ибо после смерти своей восстал бы бар-Равва и глумиться бы над живыми начал, только к мертвым не имел бы касательства, ибо мертвые - дело Бога и Сатаны, только Их власть над ними, и более никого.
Хорошо подготовился бар-Равва к последней битве за Крест Святой, был там у них в то время Лисандрий Пилат Понтийский, которого теперь, по прошествии лет, чаще Понтий Пилат зовут, наместник римского цезаря Августа, не любили его, боялись Пилата за подлости и мздоимство, но власть имел. Резню еще он любил устраивать, подговорив служителей своих возбудить толпу против Рима речами, и заслав в ту толпу стражников переодетых, а под одеждой мечи держащих; и когда толпа возбуждалась и криками своими приветствовала тех, кто против Рима сказал, рубили их стражники, а достоинство их отнимали, и, как положено по закону римскому, треть достоинства переходила к Пилату, остальное же в собственность цезарю передавалась, с малыми издержками на доход стражникам.
Пришел к Пилату бар-Равва, много дал серебра, и драгоценных каменьев, и ковров, и одежды, и утвари всякой для дома, и оружия изукрашенного. Сказал ему: "Ожидаю я, что схватят иудеи Иегву, Который Себя Сыном Божьим зовет и тем народ здешний смущает. Не любят Его первосвященники, ибо слава их пред ним меркнет и доходы падают; хотят они Его кознями и подлостью в темницу залучить и к смерти страшной чрез крест распинающий приговорить. На то, однако, разрешение твое требуется, но ты его не давай - хоть и нехорош Иегва, и враг мне, хоть и смущает людей лживыми Своими речами, однако ж никого не убил, не ограбил никого даже, по иному действует, закона не преступая, так ты Его оправдай. А меня вдруг схватят, сделай тогда вид, что я тебе неизвестен, как бы жесток ни был мне приговор, подпиши, а мягок приговор будет, ужесточи, прикажи казнить меня на том кресте, который предназначен Иегве, главное, чтоб на том. Такова моя к тебе воля".
Кивнул ему Пилат, сказав: "Так и сделаю".
После того ушел бар-Равва из Иершолома, на большую дорогу вышел, там увидел много стражников, подошел и говорит им:
– Вот он я, бар-Равва, человекоубийца и грабитель великий. Вяжите меня, сам к вам пришел!
Но так страшна была маска бар-Раввы, под которой он всегда скрывал лик свой синий, что стражники окаменели от ужаса, и даже пальцем никто не двинул, чтобы связать его и в темницу бросить.