Пути-Пучи
Шрифт:
Да, так к Саше.
Сначала ему даже особенно и не пакостили, просто косились, А потом, в один прекрасный момент, начали будто бы даже и сторониться.
Особенно заметной была неприязнь Бобика и Сергей Степаныча Анночкина, того самого, который воровал еду – Саша обозначил его для себя под лейблом "Гурман" с ударением на первый слог (Саша был не то чтобы совсем уж антисемитом, но обожал еврейские анекдоты).
Гурман перестал с ним здороваться почти сразу. Как только Саша входил в помещение, он демонстративно отворачивался и заводил пространные разговоры на тему о печальной необходимости соблюдать конспирацию и присматриваться к новым членам, потому что спецотделы МВД и ФСБ по борьбе с запрещенными религиозными организациями не дремлют, и было бы даже странно, если бы они не попытались заслать в "ряды Угла" своих агентов.
Саша при таких выступлениях обычно отмалчивался и делал вид, что все эти разговоры к нему никакого отношения не имеют, но однажды не выдержал и осторожненько возразил:
– Но ведь Пути-Пучи официально вроде не запрещали!
Гурман, до того момента абсолютно игнорировавший Сашу, вдруг изменил своему правилу, резко поворотился к нему, подозрительно прищурился и сказал:
– Вот как. Вы, оказывается, хорошо знаете список запрещенных религиозных организаций? Откуда, позвольте спросить?
Напор был так силен, что Саша растерялся.
– Да я… Я и не слышал никогда про такой список! Просто… предположил.
– Ах, предположили! – с видом "ну вот, теперь все понятно!" заключил Гурман. – Что ж, бывает.
И отвернулся, и оглядел присутствующих, теперь уже с другим видом – "ну, что я вам говорил?".
Присутствующие смерили Сашу косыми взглядами и многозначительно промолчали. Саша почувствовал себя полным дураком и разоблаченным агентом сразу всех спецслужб на Земле.
Однако уколы Гурмана были ничто по сравнению с хлещущей через край ненавистью мадемуазель Бобик. Уж она-то взгляда не отводила – она так и жгла им Сашу.
Причем никакой нарочитости в этом не было. Случается иногда с человеком приступ всепоглощающей, далекой от каких бы то ни было расчетов любви – такова была ненависть Бобика к моему Саше Ендобе.
Это создавало ему немалые неудобства. Делать вид, что не замечаешь таких убийственных взглядов, было довольно-таки неестественно, однако и реагировать на них Саша не смел – просто боялся, смертельной опасностью от нее разило.
Однажды, в самом начале кампании ненависти, Саша набрался смелости (как-никак, офицер!) и спросил ее:
– Иоанна Вильгельмовна, объясните, ради бога, чем это я вам так досадил?
– Тем, что ты жив! – в ту же секунду выплюнула Бобик и без паузы прошипела змеино. – Тем, что ты ЖИВ!
– Ну, извините, - сказал Саша, попытавшись скрыть ужас. – Я больше не буду.
Бобик еще долго молчала, не отводя от Саши расширенных ненавистью глаз.
Однажды, много позже этого разговора, на одном из практических занятий второго этапа, Адамов заставил их соединиться в половом акте.
Как и у всех мужчин Угла Лебедя и Куницы, у Саши были две постоянных партнерши – Дина и Дама в Перьях. Иногда вместо них Адамов ставил Сашу в паре с Рекламной Девочкой, Ниночкой Двали; это была очень деловая, очень энергичная блондинка, высокая и с отличной техникой. В паре с Бобиком Саша до тех пор никогда не работал.
Саша, когда рассказывал, уже не помнил, какую конкретно цель преследовала их копуляция и почему Адамов решил соединить его именно с Бобиком. Указания Адамова не обсуждались.
Полный самых неприятных предчувствий, Саша повернул голову к Бобику, их взгляды скрестились. В ту же секунду Саша понял, что настал его смертный час. Бобик эту точку зрения полностью разделяла.
– Минет? – спросила она, не отводя от Саши торжествующего, почти любовного взгляда.
Саша передернулся от страха. "Откусит, ей-богу, отгрызет, сука!" – подумал он. Сука подтверждающе кивнула.
– Обойдешься! – рявкнул Адамов. – Работаете в ординаре. Стоя! Что непонятного?
– Можно и так, - просипела Бобик. Она только что не облизывалась.
Они разделись. Ендобе уже не раз доводилось видеть обнаженное тело Бобика, точно так же, как и тела всех остальных дам Угла. Тело ее было налитым, смуглым и, в общем, даже ничего было тело, типа "все на месте", но ничего похожего на вожделение оно никогда у Саши не вызывало. Может быть, из-за слишком темных, почти черных сосков на крепеньких, третьего размера, грудях, а может, из-за слишком буйной растительности на лобке или коротковатых ногах, непонятно. Но, так или иначе, Саша всегда благодарил Бога (или Адамова?) за то, что Бобик не входит в число его партнерш – мысль об этом всегда вызывала у него содрогание.
Раздевшись, Бобик стремительно подлетела к Саше, вскинула руки ему на плечи, вспрыгнула на него, крепко, до боли, обхватив его бедра ногами. Саша был уверен, что с Бобиком у него не получится – как всегда, ее тело не вызывало и тени желания; прикосновение ее кожи, ее грудей, ее живота ничего не изменило. Кожа ее была не гладкой, а как бы чуть-чуть мохнатой – и это тоже не способствовало эрекции. Саше было противно, он злорадно улыбался ей в зубы.
Но рано он улыбался, Бобик рассудила иначе. Ее пылающий ненавистью, убийственный взгляд против желания вызвал у Саши эрекцию, болезненно сильную. И как только это произошло, Бобик молниеносным, хищным движением наделась на него.
Как и у всех женщин Угла, ее влагалище было очень разработанным, "безразмерным", и ни удовольствия, ни облегчения не приносило. После двух-трех вступительных и медленных фрикций Бобик на мгновение остановилась, а затем превратилась в шторм, цунами, машину, бешено забивающую сваи в неподатливый грунт. Из-под полуприкрытых век багрово сверкали яростные зрачки; кажется, она визжала. И совершенно точно извергала самые грязные проклятия, каких Саше даже в сугубо мужских, солдатских и офицерских компаниях слышать не приходилось; да он и сейчас не слышал на самом деле, ну, почти не слышал, все звуки перебивал бухающий в сердце рефрен: