Путник
Шрифт:
– Стоп, ребята, – остановился Вася, – разговор приобретает скучное направление. Я вас привёз, теперь я пойду.
– Василий!
– Нет, нет, – я лучше сестрёнку навещу! До завтра…
– Ладно, давай, майор!
Василий ушёл, а Берн с Волком направились в бассейн, прихватив контейнер с соком. По мере приближения к воде лицо Вовы приобретало всё более блаженное выражение. Сергей рассмеялся:
– Сияешь, как медный таз!
– Зато ты мрачнее тучи.
– Клевета, – я просто задумчивый.
Последние слова Берн вряд ли услышал, – как раз в эту секунду он с грохотом обрушился в воду. Последовала буря восклицаний и нечленораздельных звуков. Вскоре неумеренные восторги понемногу остыли, и Вова снизошёл до собеседника:
– А теперь можно и вопросы…
Сергей резко ушёл под воду, сгруппировался, оттолкнулся ногами от стенки. Берн восхищёнными глазами смотрел, как сильное стройное тело стремительно пролетело пятнадцать метров до противоположной стены. Не останавливаясь ни на секунду, Волк отжался на руках, и вот он уже сидит, откинувшись в шезлонге.
– Кудринка, когда рассказывал о «Путнике», говорил о том, что планета, возможно, обитаема. Как об этом узнали?
«Вот это здоровье!» – Восхищённо подумал Берн, вслушиваясь в ровное, спокойное дыхание пришельца.
– В ваше время, я не помню, о транслептонах что-нибудь знали?
– Были какие-то теории… кварки… я в этом ничего не понимаю.
– В этом и сейчас мало, кто разбирается. Дело в том, что некоторые из частиц несут значительную информационную нагрузку. Сейчас это всё только-только нащупывают. Так вот, ещё до появления «Путника» был создан корабль-лаборатория. Это был мощный интеллектуальный робот. Он совершил челночный прыжок. В точке возврата он произвёл комплексную съёмку ближней зоны космического пространства. Так в поле нашего интереса попала очень интересная звёздочка со своей планетной системой. В системе имеются две планетки, на которых возможна жизнь, причём одна из них имеет атмосферу земного типа и много воды. Кроме этого, её лептонная корона поразительно напоминает земную.
– Стоп. Лептонная корона… лептоны – это электроны, мезоны, нейтрино… ещё что-то…
– Нет, лептонная корона состоит из транслептонов. Эти транслептоны окружают некоторые небесные тела вроде, как дополнительной оболочкой. Ну, как газовой, атмосферой, то есть. Будет лучше, если я в эти дебри не полезу, чтобы не читать тебе целый курс. Там мало теорий и много гипотез. Как раз одна из этих теорий, а, строго говоря, гипотез, и указывает на то, что разум оказывает определённое воздействие на лептонную корону.
– Настолько определённое, что его можно засечь приборными методами?
– Да, хотя и по вторичным признакам. Но слишком большого значения этому придавать не следует. Гипотеза! Проверить, сам понимаешь, сложно, – у нас только одна планета с достаточной концентрацией разумных тварей. Вот лептонная корона Земли и подверглась изучению. Выявились отличия. Теперь вот нужно подтвердить появившуюся гипотезу. Это одна из важнейших задач «Путника».
Берн открыл ещё одну баночку сока.
– А ты, что, – решил всерьёз заняться наукой?
– Да нет, – Сергей немного замялся, – ко мне как-то Кудринка заходил… Предлагал работу по проекту «Путник»… давно было…
Голос Сергея был неуверенным, – его вдруг охватили сомнения, – вдруг он неправильно понял Петра?
– Я знаю про визит Кудринки.
– Ещё бы! Ты же контактёр.
– Ты тоже.
Волк поперхнулся соком и уставился на Берна.
– Ты официально включён в группу. Извини, что я сообщил тебе это без подготовки.
– Слушай, это бред.
– Никакого бреда. Ты выполняешь ту же работу, что и мы, только тебе значительно сложнее. Информационные каналы для тебя открыты. Так что… милости просим. Кстати, решение было принято давно. Просто формальности долго мешали сделать это официально. Поэтому все и молчали… Сейчас вот можно стало.
– А если я откажусь?
– Глупо. Какие у тебя возражения?.. Коллега…
– Возражения… – Сергей взъерошил мокрые волосы, – я скажу, но предупреждаю сразу, – слова – это слова, а эмоции – это эмоции. Для меня важно, чтобы ты понял чувства.
Сергей встал, потом снова сел, но уже не как раньше, а, скорее присел на самый краешек шезлонга. Его молчание длилось недолго, и продолжение монолога выглядело так, как будто мысленно он уже начал говорить, а звук включил прямо в середине:
– Мир вокруг меня мне чужой! Не враждебный, нет, – просто он не мой. Возможно многие люди моей эпохи, столкнувшись с вами, современными поразились бы тому, какие вы добрые, открытые… беззащитные что ли. Хотя, поверь мне, они были не хуже, просто жизнь была другая… Нет, я не о том. Посмотри, что мы сейчас делаем? Я говорю: «Какие вы замечательные!»; вы говорите: «Какой ты необыкновенный!». Но и вы, и я молчим о главном, – мы разные! Я здесь никогда не смогу стать своим, никогда не стану просто одним из вас. Я буду даже, может быть, вести себя внешне так же, как и все остальные. Сейчас я общаюсь со многими людьми, и они не замечают разницы, но это – игра. Я играю в вашу жизнь! Разыгрываю из себя современника, но я – нравственный урод. Я просто несовместим с этим миром. Так не может долго продолжаться, рано или поздно наступит срыв! Что тогда будет, я не знаю, вы, наверное, – тоже… мне нет… Я не вижу своего места в этом мире, и я его не понимаю. Вот так… коллега.
– Какая речь. Жаль мы не в Центре. Это нужно было зафиксировать… Ладно. Я не скажу, что ты не прав, скажу, что я тебя понял. Срыв действительно будет, но это будет не срыв, а кризис. Всё так… хм… в теории. В вашем мире ты привык к постоянной борьбе. У нас она тоже есть, но… она лежит не в плоскости выживания. Ну, это как ты разогнался, чтобы проломить дубовую дверь, а она оказалась нарисованной на бумаге… поневоле растеряешься!
– Хочешь сказать, что мне не хватает отрицательных эмоций?
– Не совсем так. В твоей эмоциональной характеристике в процессе общения с людьми происходят потрясающие вещи. Сначала подавляющий режим положительной составляющей; собеседник это чувствует и у него возникает ответная реакция, – назовём это псевдосостраданием. Это, учитывая необычность ситуации. Далее следует твоя реакция на сострадание, – отрицательная. Ты просто не терпишь, когда тебя жалеют. Реагируешь, как на оскорбление. Потом… ты всё время противопоставляешь, или ты, или мы. А с чего ты взял, что мы – такая уж безликая однородная масса? Это, в конце концов, оскорбительно даже. Ну что, например, ты можешь легко и непринуждённо поставить знак равенства между мной и Василием?