Путтермессер и московская родственница
Шрифт:
— Варвара дура, — сказала Лидия. Она по-детски откусывала печенье маленькими кусочками; ноздри ее трепетали.
— А чего ты ожидала? Женщина приглашает тебя в заповедник своей души, а ты оскорбляешь всех подряд. Как ты ответила Скаю Хартстайну? Ты слышала: этих людей приглашают в Белый дом. «Шхина» становится все знаменитее и знаменитее.
— «Правда» тоже знаменитая, — сказала Лидия. — Никто не читает. Читают для смеха.
И в этот миг, когда «Правда» вместе с крошками печенья вылетела из карминного рта Лидии, Путтермессер поняла свой сон. Колючая проволока! Банальность
— Слушай, эта твоя книжка… — сказала Путтермессер. — С толкованием снов?..
Просьба была идиотская, но она попросила: она ощущала дрожь, мистическое трясение, идущее к ней от Сахалина, — и в нем некое странное предвестие.
Она еще не видела Лидию такой оживленной. Вертя головой, как маленькое быстрое животное — пони или гиена, Лидия ринулась через баррикаду своих тюков к сонной книге, и Путтермессер подумала, что впервые нашла отклик в душе родственницы. Чем до сих пор она была для Лидии — занудой, притеснительницей? Какой же отжившей, устарелой она должна была казаться этой молодой деловитой женщине, кокетке, иностранке, красотке!
Лидия вернулась с книгой — несла ее, словно корону на бархатной подушке. Несла истово, богомольно — куда девалась пессимистка, циник? Ее оценивающие глаза сузились в узкие коричневые семечки.
— Что снилось? Я посмотрю. Я найду.
Путтермессер обвела рукой комнату.
— Колючая проволока. Кругом. На окнах, везде. Я порезалась о нее, потекла кровь. Хлынула.
Лидия думала; наклонив голову, просматривала алфавитный указатель — темы снов?
— Есть там колючая проволока?
— Нет.
— Тюрьма?
— Тюрьма не во сне. Сон здесь, в доме. — Лидия склонилась над книгой и листала ее — медленно, так что каждая страница вспыхивала белым под верхним светом. Ага, — сказала она. — Кровь.
— Что там?
— Так, кро-о-овь, — протянула Лидия. — Из чего текла кровь?
— Откуда шла кровь? — переспросила Путтермессер. — Из ноги. Из ступни. По пальцам.
— Хорошо, — сказала Лидия. — Из ноги лучше. Кровь из головы — значит, умрешь. — Она умолкла и стала читать дальше с необычайной серьезностью. — Людям снится кровь из ноги — у них святое будущее. Ты святая женщина. Ну, святая.
Путтермессер смотрела на племянницу в изумлении: куда подевалась ее ирония? Мистическое трясение, исходившее из злого Сахалина, ослабло. Племянница… что такое была ее племянница? Все дрянноватое, ломающееся от прикосновения, неисправная деталь, вдруг отказавший выключатель в гостиной, протечка в чайнике, трещина в штукатурке, опоздавший автобус — все вызывало сатирический отклик: «Прямо как у нас!» Доказательство неряшливости, испорченности вселенной. Путтермессер поняла, что такое ее родственница, — аппаратчица изъяна и порока, парши и лишая, презрения и недоверия. Прямо как у нас! То слишком подозрительна, то слишком доверчива. Скептик, слепо верящий шарлатанству.
— По-моему, — мрачно сказала Путтермессер, — было бы гораздо полезнее, если бы ты выбросила эту глупую книгу и взялась вместо нее за английскую грамматику.
Коричневые семечки Лидиных глаз округлились. Она захлопнула сонник.
— Зачем мне английский? Я еду на Сахалин к Володе! Делать большой бизнес на Сахалине!
— О чем ты говоришь?
— Володя сказал: приезжай, получим много денег. Может быть, женимся.
Серая муть за окном светлела, словно ее разбавляли жидкой побелкой. До зари было еще далеко, но самые черные часы ночи ушли, и в этом предутреннем еще-не-свете, свитом с резким, как в мультипликации, блеском потолочного светильника, Лидия будто фосфоресцировала сама по себе.
— Ты приехала искать убежища! Ты спасалась оттуда! Я месяцами мостила тебе дорогу до твоего приезда, — сказала Путтермессер. — Я сражалась, черт возьми, со всеми бюрократами, частными и государственными. Это что, по-твоему, Лидия? Каникулы?
— Я приехала работать, — возразила Лидия.
— Ты здесь беженка.
— Кто? Какая беженка?
Ее лицо было — освещенная сцена; каждый волос ее прически накалился докрасна и продолжал краснеть.
— Только не говори мне, что из миллиона английских слов именно этого ты не понимаешь! Где твой словарь? Тащи его! Если еще не спущен вместе со всякой всячиной через торговую точку Питера Робинзона…
— Ах, Петр, — нежно вздохнула Лидия. — Высокий мужчина, совсем как Володя.
— Возьми, черт возьми, словарь.
И во второй раз за эту ночь Лидия прорвалась за баррикаду своего имущества — ложек, кукол, платков и прочего, привезенного для продажи в Америке, — и вернулась с книжкой: «Русско-английский и англо-русский словарь».
Путтермессер показала ей слово с русским переводом «беженец», и рядом было: «эмигрант».
— Прочти, — велела она.
— Ну, эмигрант.
— Вот ты кто. Вот чего я добивалась. Вот что я поняла из слов Жени.
— Женя? Женя это сказала? Я такой эмигрант, как ты святая женщина, — вскипела Лидия и разразилась долгим, долгим смехом, категорическим и вдохновенным. — Мама сказала! Мама хочет!
Под конец Петр заплакал. Лидия улетела всего день назад; сама, без посторонней помощи сумела купить билет на прямой рейс Нью-Йорк — Москва.
— Знаете корейский магазин на Первой авеню? Она попросила сходить туда с ней. Померить на себя пальто. Это было только позавчера.
— Да, она говорила, что вы и ее друг примерно одного роста, — сказала Путтермессер.
— Я знал, что это подарок, но не знал, для кого. Она сказала, что для ее брата в Москве. Сказала, что отправит ему посылкой.
— У Лидии нет брата.
— Она с самого начала намеревалась уехать.
— Но не раньше, чем распродаст товар, — сказала Путтермессер.
— Эти куклы разлетались, как горячие пирожки. Она заработала на них долларов девятьсот, не говоря уже об остальном добре.
— Русское народное искусство. Ложки, платки.