Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая
Шрифт:
— Мэм, — осторожно сказал искатель приключений, — может быть, вы расскажете мне все внизу? Он там занят…
— Ах, он еще и занят? — голос миссис Гейзер предвещал бурю самым недвусмысленным образом. — Ну, сейчас он увидит на небе звезды! Эй, вы, бабуля!
— Что случилось, миссис Гейзер? — выглянула та, для предосторожности не показываясь целиком.
— Уехал! — коротко ответила та. — Представляете, уехал! Даже записки не оставил!
— Куда уехал? — испугалась миссис Буддл и выбралась в коридор. — Надолго?
— Мне, — в это слово миссис Гейзер вложила все, — он не доложился!
— На что это вы намекаете? — бабуля Буддл тоже подбоченилась.
— Это я намекаю? — взвилась миссис Гейзер.
— Не я же!
— Это я намекаю? — не успокаивалась миссис Гейзер
— Не я же!
— Подождите вы, Летиция, — сказала вдруг миссис Буддл. — Может, вернется?
— Вернется?! — еще хуже завопила миссис Гейзер. — Вернется он, как же!
Она схватила бабулю за плечи и подтолкнула к номеру пятому. Дверь пятого не была даже заперта. Д.Э., которого миссис Гейзер приволокла за шиворот, заглянул внутрь. В комнате было пусто. Ни стола с часовым станком, похожего на столик для швейной машинки, ни лампы, ни стула с вонючей жилеткой на спинке.
— Думаете, это все? — хозяйка повернула бабулю к себе лицом. — Нет, дорогая, это еще цветочки! Вот!
Фотографии отличались только тем, что на одной миссис Гейзер, под руку с Флинтом в воскресном сюртуке, выходила из лютеранской церкви — одновременно сидя в кресле в ателье. В толпе праздничных прихожан выделялась только миссис Буддл с перекошенным лицом. Именно эта гримаса была гордостью Козебродски, который — помните? — как-то ухитрился щелкнуть бабулю возле уборной. А на второй уже бабуля, едина в двух лицах, сияя, как медная сковорода, выходила под руку с женихом — из католической церкви на Мейн-стрит. Лицо миссис Гейзер, прекрасно заметное в толпе, выражало ужас и отвращение. (Жилетная пуговица Козебродски очень удачно застала ее обнаружившей на обеденном столе таракана). Свадебные гости на обеих карточках были не просто одинаковыми. Это были одни и те же гости.
Дверь номера четвертого распахнулась.
— Послушайте, — настаивала жена председателя городского совета, — я вас не тороплю. День, два, даже неделю могу подождать. Я ведь прекрасно понимаю, что имею дело с тонкими сферами. Может быть, у вас будет более удачный день, а? Давайте, мой дорогой, я зайду во вторник? Да? Что вы скажете насчет вторника?
— Во вторник-во вторник! — нехорошо усмехнулась миссис Гейзер. — Шарлотта, вас только нам и не хватало. Взгляните.
Молчание длилось гораздо дольше того времени, которое требуется даме средних лет, чтобы рассмотреть две фотографии.
— Но если бы это было все! — миссис Гейзер усмехнулась еще более нехорошо, и триумфально развернулась к компаньонам. — Знаете, Шарлотта, кто на самом деле эта парочка?
Она выдержала театральную паузу, достала из кармана платья мятый листок, расправила и помахала им в воздухе.
— Джулия Дей! Та самая Джулия Дей из Сан-Франциско!
Д.Э. Саммерс ухватился за карман брюк. В доме воцарилась тишина. Только канарейка в лавке продавца птиц продолжала тенькать.
— Мне сразу показалось, что что-то здесь не так, — медленно и страшно проговорила жена председатель городского совета. — Моя интуиция еще ни разу меня не подводила. Ну, ничего, я этого так не оставлю! Я этого так не оставлю!
Дамы вопили теперь уже в три глот… то есть, конечно, лица.
М.Р. был бледен.
— Так, — сказал Джейк, — ясно. Делаем ноги, только тихо.
Но тихо сделать ноги не получилось: дверь третьего номера открылась во второй раз. Миссис Макферсон перестала кричать. В дверях, бледная и несчастная, стояла барышня на выданье. Она все слышала и в руках у нее была газета.
— Сэр, — аж застонал Дюк, — мне конец!
И точно.
— Мисс Буддл, вы что, успокойтесь! — увещевал Д.Э., пытаясь удержать поэтическую барышню от смертоубийства.
— Не лапай, свинья! — огрызалась та, лягаясь и пытаясь добраться растопыренными ногтями не до одного, так до другого. — Или он на мне женится или живым не уйдет!
— Я вот ему женюсь, голодранцу! — бабуля отдирала внучку от компаньонов. — Чтобы духу этого паршивца рядом с тобой не было!
— Дюк, да уйди же ты, черт, уйди, не видишь, ты ее злишь!
— Не могу я! — орал М.Р. с расцарапанной физиономией. — Я объясню! Я все объясню, мисс Буддл!
— Ах, уже «мисс Буддл»! — совсем озверела белокурая поэтесса. — А где же «дорогая Агнессс»? Где она? Где?
На каждое «где» приходился удар газетой по физиономии Д.Э Саммерса. Джейк выдирал газету из рук барышни на выданье, барышня газету не отдавал, в результате газета, смятая, как для уборной, оказалась зверски разодрана на несколько частей, мисс Буддл потеряла к ней интерес и сосредоточилась на самом Д.Э.
— Агнесс! — страшным голосом осадила ее миссис Гейзер. — Опомнитесь, девочка!
Старшие дамы приняли подобающий вид и посмотрели на младшую. Джейк выпустил запястья мисс Буддл, которые для безопасности держал разведенными в стороны и поднятыми кверху — как если бы барышня объявляла капитуляцию. Физиономия, шея и руки у него были исцарапаны так, как будто кошку в тазу вымыть пытался. Мисс Будлл рыдала.
— Я так и знала, — победоносно кивнула миссис Гейзер. — Шарлотта, идите за мужем.
Миссис Макферсон кивнула и с достоинством стала спускаться по лестнице. М.Р., весь зеленый, стоял, как вкопанный.
— Агнесс, — велела бабуля Буддл, — умой лицо, сходи в аптеку, скажи мистеру Робинсону, бабушка просит успокоительных капель. Не реви, паршивка! Ты выходишь замуж.
— А вы, — повернулась к двум джентльменам хозяйка, — марш в комнату.
Уговаривать компаньонов было не нужно. Миссис Гейзер и миссис Буддл остались снаружи — караулить и заодно поболтать.
Двое джентльменов собирали вещи.
— Ну что, — Д.Э. сгреб грязный кофейный аппарат, — допрыгались? Розы-мимозы, на облачке козы! Мало нам, что погорели, теперь еще эта твоя фея маслица подлила.
Он подхватил саквояж и компаньоны бросились к окну. Перемахнули через подоконник, в два прыжка промчались по террасе и, обдирая ладони, съехали по столбам. На полпути к земле Д.Э. вспомнил, что боится высоты, и застрял напротив окна с картонной табличкой «Фотоателье»: ни треноги, ни ширмы, ни холста с видом на горный ручей, ни даже кресла, куда усаживали клиентов, не было. Только стол, стул и горшок под кроватью.