Пять четвертинок апельсина (др. перевод)
Шрифт:
Сдержалась я только потому, что рядом сидела Писташ и внимательно прислушивалась к нашей беседе. Я никогда не говорила дочерям ни о Ренетт, ни о Кассисе. Они никогда с ними не встречались и, наверно, считали, что в семье я была единственным ребенком. И о своей матери я тоже ни словом не обмолвилась.
Янник явно смутился.
– Ну как же, тетушка Фрамбуаза, вам же известно, что это он должен был унаследовать ферму…
– Нет, мы вас, конечно, не обвиняем… – подхватила Лора.
– Но ведь он был старшим сыном, и в соответствии
– Так, погодите-ка минутку! – Я очень старалась, чтобы голос звучал не слишком пронзительно, но не выдержала, в какое-то мгновение сорвалась, в точности как моя мать, и, лишь заметив, как поморщилась Писташ, взяла себя в руки и произнесла спокойно: – Я заплатила Кассису за этот дом кругленькую сумму. Действительно хорошие деньги, особенно если учесть, что после пожара тут остался один остов, а сквозь черепицу все балки торчали. Кассис здесь все равно жить не смог бы, да наверняка и не захотел бы. Я отдала за эту развалину куда больше, чем могла себе позволить, и нечего…
– Ш-ш-ш, тише, все в порядке. – Лора гневно посмотрела на мужа. – Никто даже не пытается утверждать, что ваш договор с отцом Янника был заключен незаконно. Хотя до некоторой степени он действительно неправомерен.
Неправомерен.
Да, это, конечно, словечко Лоры: емкое, самодовольное, слегка приправленное скептицизмом. Я с такой силой стиснула дрожащей рукой кофейную чашку, что горячий кофе выплеснулся мне на пальцы.
– Но, тетушка, попытайтесь взглянуть на этот вопрос с нашей точки зрения. – Янник приблизил ко мне свое широкое лоснящееся лицо. – Бабушкино наследство…
Мне стало противно. Разговор явно зашел не туда. И особенно неприятно было, что Писташ, раскрыв от изумления глаза, все это слушает.
– Да вы оба никогда мою мать и в глаза не видели! – резко оборвала я его.
– Дело совсем не в этом, тетушка, – быстро возразил Янник, – а в том, что вас было трое. И наследство она разделила на три части. Это ведь так, верно?
Я осторожно кивнула.
– Но теперь, когда бедного папы больше нет, мы должны выяснить, было ли то неформальное соглашение, которое вы с папой заключили, справедливым по отношению к прочим членам семьи.
Голос Янника был самым обычным, зато я, заметив, как хищно поблескивают его глазки, неожиданно вышла из себя и гневно крикнула:
– Какое еще неформальное соглашение? Повторяю снова: я заплатила за дом большие деньги. Подписала все необходимые документы…
Лора положила руку мне на плечо:
– Янник не хотел вас расстраивать, тетушка Фрамбуаза.
– А я ничуть и не расстроена, – ледяным тоном отрезала я.
Но Янник, словно ничего не слыша, гнул свое:
– Дело в том, что кое-кто может счесть договор, который вы заключили с бедным папой, больным человеком, отчаянно нуждавшимся в деньгах…
Я видела, как внимательно Лора наблюдает за Писташ, и, не сдержавшись, выругалась себе под нос.
– …И потом, имеется еще и невостребованная
Ну еще бы! Там, в подполе, целое состояние. Десять ящиков бордо, заложенные в тот год, когда родилась Рен-Клод. Мать закрыла их сверху черепицей и даже слой цемента положила, пряча от немцев. А теперь оказалось, что это вино стоит не меньше тысячи франков за бутылку, а то и больше. По сути, коллекционное вино, ждущее своего часа. Черт побери! Этот Кассис никогда не умел держать язык за зубами!
– Это все для Рен, – сердито перебила я племянника. – Я ни к чему не притронулась.
– Ну естественно, тетушка. И все-таки… – Янник горестно усмехнулся и стал до такой степени похож на моего брата, что у меня защемило сердце. Я снова быстро посмотрела на Писташ: она сидела выпрямившись, будто штык проглотила, ее лицо казалось совершенно бесстрастным. – Вы должны признать, что тетя Рен вряд ли в состоянии потребовать свою долю наследства. И разве не было бы справедливее, с точки зрения всех заинтересованных лиц…
– Все это принадлежит Рен, – ровным тоном сказала я. – Я к этому не притронусь. И вам по собственной воле ни за что не отдам. Довольно с тебя такого ответа?
Лора повернулась ко мне. В черном платье, освещенная желтым светом лампы, она выглядела совершенно больной.
– Мне очень жаль, – она бросила на Янника выразительный взгляд, – что наша беседа приняла такой оборот. Мы вовсе не собирались говорить с вами о деньгах. И конечно, у нас даже в мыслях не было заставить вас отказаться от дома или от той части наследства, которая по закону причитается тете Рен. И если кто-то из нас дал основание…
Совершенно оглушенная, я только головой покачала.
– В таком случае будьте любезны, скажите, к чему все это…
Лора не дала мне закончить; ее глаза сверкнули.
– Была еще некая книга.
– Книга? – недоуменно уточнила я.
Янник кивнул:
– По словам папы, была. Вы ее показывали ему, тетушка.
– Книга кулинарных рецептов, – со странным спокойствием пояснила Лора. – Вы ведь и так все эти рецепты наизусть знаете, тетушка Фрамбуаза. А нам бы на них только взглянуть… Мы бы просто ненадолго взяли ее взаймы…
– Конечно, мы бы заплатили, – торопливо вставил Янник. – Подумайте об этом, тетушка. Отличный способ навеки прославить фамилию Дартижан.
Должно быть, именно эта фамилия, произнесенная вслух, все и решила. Смущение, страх, недоверие все еще боролись в моей душе, но при упоминании фамилии Дартижан от них не осталось и следа; копье невыносимого ужаса пронзило меня насквозь. В бешенстве я смахнула со стола кофейные чашки, и те вдребезги разлетелись на терракотовых плитках пола, настланного еще моей матерью. Я успела заметить, какими странными глазами смотрит на меня Писташ, но поделать с собой уже ничего не могла, не могла справиться с охватившим меня гневом и ужасом.