Пять дней в Шумле

Апрель, 1829 год

Глава 1

Перед выходом из леса долго всматривались в заснеженную равнину, на которой местами виднелись небольшие заросли кустарников. Вблизи ни турок, ни их следов не было видно, ничего подозрительного. По снежной целине двигались рысью туда, где вдали темнела гряда покрытых лесом гор. Нужно проехать почти пятнадцать вёрст по открытой слегка всхолмлённой местности. Когда удалились от леса вёрст на семь, казак закричал: «Гляди справа!». Это надвигалась тёмная масса турецких конников. Драгуны и казаки перестроились, изготовляясь к бою. А полковник Липранди приказал: «Пандуры, за мной!», подпоручик Целищев последовал за ним. Пока полк будет

сдерживать противника, им нужно доскакать до спасительного леса. Кони шли крупным намётом; партизанам местность знакома, они уводили маленький отряд по дороге, покрытой недавно выпавшим снегом.

За спиной остались товарищи, они принимали бой ради него, чтобы он, избранный полковником Липранди для выполнения особой миссии, смог проехать, куда нужно. Началась перестрелка. «Только б не дошло до рукопашной!» – молил Целищев. Пока турки и русские лишь издали обстреливают друг друга, больших жертв не будет, а если в ход пойдут палаши и ятаганы, исход может быть очень плачевным. Николай Целищев оглянулся. Турки, похоже, поняли, для чего русские вышли на равнину. От их основного отряда отделилась часть всадников и скакала за партизанами. Командир пандур Цветко развернул коня, скинул с плеча ружьё, его примеру последовали остальные. Целищев прицелился в турка, возглавлявшего погоню. «Бить по коням!» – приказал Цветко. Залп – и лошади преследователей, споткнувшись, перекувырнулись, роняя и подминая седоков. Тот, в кого стрелял Николай, выпал из седла, взмахнув руками. Партизаны поскакали вперёд, на ходу загоняя патроны в дула. Затем Цветко снова развернулся, вскинул ружьё, а полковник приказал: «Целищев, за мной! Пандуры знают своё дело, справятся без нас!»

И вот лес, тропа, ведущая в гору. Звуки выстрелов отдалялись. Выехав на гору, полковник достал подзорную трубу, посмотрел в неё.

– Подпоручик, думаю, с Вашими товарищами всё в порядке. Не похоже, что бой слишком жаркий, – и протянул трубу Николаю.

Драгуны уже отступили к опушке леса, турки были на небольшом расстоянии от них, они всё ещё перестреливались, не сближаясь. На месте стычки виднелись тёмные точки – убитые лошади. Пандуры тоже поднялись на гору. Все были целы, только на одной лошади сейчас ехали двое седоков: конь одного убит. Через час отряд въехал в стан гайдуков, скрытый в лесу. Волчан Войвода вышел навстречу. Этот местный Стенька Разин, как охарактеризовал его Липранди, оказался высоким мужчиной с длинными седыми волосами и усами такого же цвета. Он широко улыбался:

– О! Полковник! А я знал, что ты сегодня приедешь, ждал. Мы для гостей барана зарезали! Давайте ужинать!

***

Неделю назад в Праводах, предложив Целищеву разыграть партию шахмат, полковник Липранди как бы невзначай поинтересовался:

– Подпоручик, говорят, Вы были циркачом? Это правда?

– О да, каюсь! Но мне казалось, об этом никто не знает.

Николаю было всего 14 лет, когда он сбежал из московского училища, из-под опеки строгих тётушек, влюбившись в циркачку, и путешествовал с итальянской труппой более года. Дворянская родня прилагала немалые усилия, чтобы слухи об этом приключении их отпрыска не распространялись широко.

– В чём каяться? Мне импонирует Ваша решительность… И ещё я восхищён Вашей способностью к языкам, – нахваливал Липранди. – Французский и немецкий знают многие, но Вы же, кроме них, хорошо владеете греческим и вполне сносно – турецким. И с Вашими способностями – быть просто драгуном? Неужель не скучно?

Липранди улыбался одобрительно, многообещающе, как, наверное, демон в раю улыбался Еве, уговаривая её отведать запретный плод. У полковника, как и у демона, тоже было соблазнительное предложение:

– А не желали б Вы перейти ко мне в отряд?

Николай чуть не подпрыгнул от радости. Да это ж мечта всех молодых офицеров! Полковником восхищаются все, а партизаны-пандуры, коими он командует, просто боготворят. Говорят, даже турки произносят его имя

с величайшим почтением. Липранди – именно тот человек, который создал здесь партизанские отряды, он же всю зиму разъезжал по Турции из одного села в другое, общался с болгарами, греками, валахами, с турками, подбирал людей, кои потом приносили ему сведения о неприятеле, о жизни в турецких городах, то есть, создал агентурную сеть. Конечно же, Николай согласился. Теперь все товарищи будут ему завидовать!

Глава 2

А ещё через день Николай в одежде болгарского крестьянина в роли погонщика навьюченного мула шёл в Шумлу. Может, другой бы и сказал, что быть шпионом недостойно офицера, только не он. В 14 лет он выступал на арене цирка, сейчас предстояло сыграть другую роль, и эта роль казалась ему захватывающе интересной. Одежду позаимствовали у болгар. Только на всякий случай с внутренней стороны жилета, куртки, штанов пришили многочисленные карманы; в них сейчас спрятаны два пистолета и кинжалы, с ними подпоручик чувствует себя уверенней.

Волчан Войвода поручил верным ему крестьянам помочь Целищеву, он же дал в сопровождение семнадцатилетнего Радко. Прошлым летом, когда Шумла переполнилась войсками, родители паренька переехали в село, в городе из семьи остался лишь дед Яким – следить, чтобы воины султана дом по камушкам не разнесли. А юноша то с отцом-матерью, то деда навещает. И часто заворачивает к Скоке, «логову» Волчана. Родители считают, что парень у деда, дед думает, что – у родителей, а тот в это время в гайдуцком стане крутится. Это всё чистосердечный юноша выложил Николаю сразу же и пожаловался: мол, как обидно, что теперь Волчан не грабит турецкие обозы, Радко бы с превеликим удовольствием поучаствовал в набегах. Имя неунывающему пареньку очень подходит. Сейчас распутица, снег наполовину растаял, брести по нему – чистое мучение. А юноше всё нипочём, он оживлён, весел.

– Я стрелять умею и саблей рубить. Дядя Волчан научил, – похвалился он.

– Хорошо. Только говори потише, как бы турки не услышали.

– Разве это громко? – изумился тот. – И знаешь, люди говорят, Войвода столько золота накопил, что даже русскому царю может отсыпать.

Услыхав столь нахальное заявление, Николай едва сдержал смех, но спорить не стал. Он старается поменьше болтать, чтобы себя не выдать. Радко верит, что ему поручено сопровождать болгарина-гайдука или валаха-пандура. Ни к чему его разуверять.

Липранди говорил, что Волчан при первой встрече допытывался, возьмёт ли император Николай Павлович Болгарию под свою руку, если одержит победу. Вызнав, что при любом исходе войны русская армия уйдёт с Балкан, воевать отказался. Сказал, отдохнёт пока. Потом, когда русские уйдут, снова за своё дело примется: кому-то ж надо будет христиан защищать, страх на магометан наводить. Партизаны-пандуры порой отдыхают у него, Войвода даёт советы Липранди, вместе ракию 1 пьют, и этого достаточно. Да, есть среди местных мужчин горячие головы, что воевать готовы. Но государь Николай Павлович дал строгое предписание не привлекать болгар к военным действиям, а то, не дай Бог, захотят восстание поднять. В одиночку болгары не справятся, а император помочь не сможет: его в этом случае не поддержит ни одно европейское правительство, могут и новый поход на Москву организовать. Валахи восстали, так магометане топили их селенья в крови, убивали без разбора тысячами. Греки сейчас воюют, так турки в отместку вырезают не только мужчин, но и женщин, и стариков, и младенцев – десятками тысяч. Государь Николай Павлович не хочет, чтоб такая же кара обрушилась на ещё один христианский народ.