Пять из шести
Шрифт:
Левая бровь генерал-полковника слегка изогнулась, требуя пояснений.
– Ну не мог капитан Вяземский оставить наследникам один лишь крест, не присовокупив к нему сопроводительной записки.
– Логично, – кивнул Еременко. – При одном лишь условии: пресловутый клад действительно существует.
– Оперативное чутье подсказывает мне, товарищ генерал-полковник, что три каппелевских офицера стибрили-таки тогда эти три вагона с золотом.
Оперативным чутьем генерал-лейтенанта Сологуба пренебрегать никак не следовало, и Еременко кивком выразил готовность продолжить слушания.
– Я посоветовал Максимову сблизиться с Вяземскими, но и Аристарх, и Екатерина его, мягко говоря, послали. И вот уж отпуск близится, а подхода к Вяземскому все нет.
– Постой, постой, – прервал Сологуба Еременко. – И теперь умнейшая Лариса Матвеевна решила совершить обходной маневр. На юбилее она знакомится с Леной, через нее со Светланой Фернандес и Екатериной Вяземской, потом добавляет в компанию свою дочь и та через новую подругу делает попытку повлиять на ее несговорчивого мужа, так?
– Где-то так, – кивнул Сологуб.
– А я, значит, должен всему этому потакать?
– Зачем потакать? – хитро прищурился Сологуб – Достаточно просто не мешать.
– Граждане, чей рюкзак?
В повседневной жизни эта женщина могла быть кем угодно: от вагоновожатой до профессора филологии, и носить любую одежду: от спецовки до делового костюма. Но в весеннем вагоне пригородного электропоезда почти все были дачниками, жаждущими встречи с простывшими за зиму стоками, а потому и одеты были одинаково вне зависимости от пола, возраста и социального статуса.
Вопрос был задан вполне буднично, даже с некоторой ленцой, так, для проформы. Никто из сидящих рядом со стареньким рюкзаком, в котором и не было-то ничего, кроме пакета с цементом, который Бухлов какого-то рожна пер на дачу, не сомневался, что, сей момент, откликнется чей-то голос и признает тару своей. И так бы оно и случилось, кабы сосед не заметил намерения Бухлова и не придержал его за коленку.
– Твой? – спросил он полушепотом.
К этой развеселой компании Бухлов прибился случайно…
На Курский вокзал он этим утром притопал загодя и место в вагоне занял сразу, как электричку подали под погрузку. Потому и досталось ему место у окошка. Бухлов закинул рюкзак на багажную полку, а сам, притиснувшись плечом к стенке вагона, стал досматривать бестактно прерванный будильником утренний сон. Потому, как заполнялся вагон, осталось вне зоны его внимания. Сон Бухлов досмотрел как раз к тому моменту, когда первая партия дачников, вспорхнув с насиженных мест, устремилась к выходу. Он глянул в окно, подумал о том, что еще ехать и ехать и хотел было вновь прикрыть глаза, – вдруг, что еще покажут? – как услышал:
– Привет, сосед!
Совсем не думая, что это к нему, Бухлов, тем не менее, повел глазами на голос. Было в этом мужике, радостно семафорившим ему рукой, что-то знакомое. На всякий случай Бухлов улыбнулся в ответ и кивнул.
– Чего скучаешь в одиночестве? – прокричал мужик. – Вали сюда, тут все наши!
Бухлов не стал спрашивать кто эти "наши", потому что уже кое-что вспомнил. В садовом товариществе числилось много народа, и одним из числившихся был этот самый весельчак. Бухлов не помнил ни имени его, ни фамилии – да и слышал ли он их когда? Их участки располагались в разных концах товарищества. И чего ему вздумалось так настойчиво звать Бухлова в свою компанию? Не иначе, как от широты души. Последняя мысль заставила Бухлова отодрать седалище от скамьи, поскольку обижать "широкую душу" он счел неверным. Рюкзак покинул верхнюю полку и переместился вниз охранять место, а сам Бухлов, без особой на то охоты, поплелся на призывный блеск глаз знакомого незнакомца.
– Двигайся, мужики! – распорядился весельчак, когда Бухлов достиг зоны расположения компании. – Это Лексеич из нашего товарищества!
Бухлов, молча, опустился на скамью. Лица вокруг были ему знакомы на уровне "я их где-то видел". По их выражению Бухлов понял, что они тоже лихорадочно пытаются его вспомнить. Однако против его присутствия никто не возражал. Впрочем, засиживаться он и не собирался, как и заводить более тесное знакомство, поэтому версию "Лексеич" опровергать не стал, хоть и звался его отец не Алексеем, а Игорем. А ему уже сунули в руку бутылку пива. Пришлось отхлебнуть тепловатой бурды прямо из горла. На этом церемония знакомства закончилась. Бухлов сидел, слушал байки и анекдоты. Пиво меж тем всосалось в кровь и вместе с ней дошло до головы. Ему вдруг расхотелось уходить. Бухлов хлебнул еще, потом рассказал анекдот, встреченный взрывом хохота. Вагон постепенно заполнился новыми пассажирами. Рядом с сиротливо стоящим на полке рюкзаком примостились новые люди, в причастность к нему Бухлова не посвященные. И потому вскоре возник вполне законный вопрос: чей рюкзак?
Весельчак, не убирая руки с его колена, негромко порекомендовал:
– Погоди, позрим, что будет! – и подмигнул. – Что там у тебя?
Бухлову не хотелось распространяться про цемент, и он неопределенно пожал плечами.
– Так, всякая ерунда…
– Тем более! – подытожил сосед.
Компания дружным гудением одобрила идею, и Бухлов подчинился мнению коллектива Обстановка вокруг рюкзака, меж тем, стала накаляться. Бдительная дама, не получив ответа на вопрос о хозяине подозрительного предмета, занервничала, стала елозить, пытаясь отодвинуться и потревожила соседа. Тот недовольно пробурчал:
– Чего вы дергаетесь? Вышел человек в тамбур покурить, вот и вся недолга!
– За то время что я здесь сижу, можно было пачку сигарет выкурить! – нервно возразила дама.
Мужчина шумно втянул носом воздух, решительно поднялся и вышел в тамбур. Вернулся уже с озабоченным лицом.
– Товарищи, чей это рюкзак? – крикнул он на весь вагон.
Гомон стал смолкать. Люди поворачивались на голос. Ответом на вопрос было, понятно, молчание, ибо на колене Бухлова все еще лежала рука весельчака, но эффект от этого получался такой, будто он держит его не за колено а за язык. Люди, кто сидел вблизи, повскакивали с мест и стали создавать вокруг злополучного рюкзака зону отчуждения. Компания, молча, давилась со смеху. Бухлову же было не до веселья. Шутка явно затянулась, и он уж открыл, было, рот, чтобы объявить рюкзак своим, когда тот взорвался. Миг тишины, в который вагон заволакивало облаком цементной пыли, потом на ногах были уже все. Визг, крики, ругань – все слилось в одну режущую слух какофонию. Бухлов стоял абсолютно обалдевший, смотрел на то место, где на практически не поврежденной скамье лежал злополучный рюкзак, продолжающий исторгать из огромной прорехи цементную пыль, и не мог взять в голову, как такое могло случиться. Весельчак смотрел на него совсем не веселым взглядом, и каким-то шипящим голосом произнес:
– Ерунда, говоришь?
Пространство перед глазами Бухлова заполнилось быстро увеличивающимся в размерах предметом, похожим на кулак. Он увидел небо, полное звезд, которое быстро завертелось, превращаясь в воронку, по которой он скатился в беспамятство.
– Итак, гражданин Бухлов Георгий Игоревич, – сидящий за столом милиционер (или уже полицейский?) произносил слова по отдельности, подчеркивая вес и значимость каждого из них, – объясните, каким образом в вашем рюкзаке оказалось взрывное устройство?