Пять из шести
Шрифт:
– А фамилию убийцы тот казак назвал? – спросил Максимов.
– Назвал. Тимофеев.
– Хорошо! Я постараюсь узнать как можно больше об этом Тимофееве, а вы, – Геннадий обвел собрание глазами, – готовьтесь в дорогу!
– Как я вам, ребята, завидую! – вздохнула Лена. – Если бы не сын, – она ласково погладила живот рукой, – махнула бы и я с вами!
Майор Максимов внутренне перекрестился. Вовремя обрюхатил генерал жену. Если за Свету грозят голову снять, то за Лену и кое-что более ценное оторвут не задумываясь!
– Это ты в точку попал! – дослушав доклад, хохотнул Сологуб. – За свою Лену Еременко бы тебе точно яйца оторвал! – Потом, не обращая внимания на хмурое лицо Максимова, спросил: – И что там Тимофеев?
– Был такой. Состоял при Семенове палачом. Предан был атаману как собака. Их и повесили-то рядышком.
– Справедливо. Любишь атамана, люби и рядышком висеть, – подвел черту под судьбой Тимофеева Сологуб. – А про портсигар что-нибудь выяснил?
– В описи вещей, изъятых у Тимофеева при аресте, портсигар не числится.
– Ишь ты, – удивился Сологуб. – Опись, значит, сохранилась? Какого только мусора в архиве не держат… Да… обрубился, значит, кончик?
– Не совсем… – загадочно улыбнулся Максимов.
– Ты вот что, Гена, – рассердился Сологуб, – кончай мне тут туман напускать. Обойдемся без мхатовских пауз.
– Нашлась ниточка, Михаил Иванович, – зачастил майор. – Отыскал я в Москве одного ветерана из наших, который при аресте Тимофеева присутствовал. Так он божится…
– Окстись, Гена, – прервал майора Сологуб. – Как такой может божиться?
– Я хотел сказать: утверждает, – поправился Максимов.
– Другой коленкор, – кивнул Сологуб. – Хотя, учитывая его возраст, это слово тоже не очень-то катит. Ну, да за неимением гербовой… Продолжай!
– Так вот, видел он этот портсигар! Массивный, серебряный с двуглавым орлом на передней крышке и какими-то письменами на задней. Сам он его не брал, но кто мог это сделать припомнил. Писарь, что опись составлял.
– Логично, – одобрил Сологуб. – Украл и в опись не внес. Очень даже логично! Фамилию твой ветеран не вспомнил?
– Не вспомнил, но я ее сам нашел. Заглотин фамилия того писаря.
– Подходящая фамилия. Точно он портсигар тиснул. Не мог с такой фамилией не тиснуть! Где обитает, выяснил?
– Не точно, но, скорее всего, в аду. В рай его бы вряд ли пустили.
– Помер, значит, – подытожил Сологуб. – А до того где обитал?
– Вы не поверите, Михаил Иванович, но в той самой станице, что в Даурии, откуда и Егоров и Тимофеев родом, и где Тимофеев Егорова порешил.
– Знамо дело не поверю, – кивнул Сологуб. – Такие совпадения только в кино бывают. Помяни мое слово, Гена, за такую удачу там, – Сологуб ткнул пальцем в потолок, – высокую плату потребуют. Так вы сейчас туда?
– Завтра вылетаем, Михаил Иванович.
– Ты, Гена, пиши с дороги, не забывай старика. Тискай "аську", не стесняйся!
– Ну, чё, командир, за ними? – таксист вопросительно косил на Князева. – Я могу, если "бабосы" есть.
– Разворачивайся! – Князев с сожалением посмотрел вслед удаляющейся машине. – Возвращаемся в центр.
– Как скажешь, – немного разочарованно сказал таксист, выполняя маневр.
"Миллионщики хреновы! – ругался про себя Князев. – В область на "тачке" рванули. Деньги им девать некуда! А мне их теперь ищи…"
Жорж Князев, в миру Бухлов, то, что он свое слово не сдержит, знал еще тогда, когда бумагу подписывал. Точнее, Бухлов тогда думал, что сдержит, а вот Князев точно знал, что нет. А все потому, что считал себя лузером. И если бы он один. Вся редакция так считала. Потому и закрепилось за Князевым малопочетное прозвище "Жора Минус". А он очень хотел стать Плюсом. Просто бредил этим. Готов был ради "золотой" строчки копаться в любом дерьме. Впрочем, в газетенке, которую он представлял, этим занимались все журналисты, и все рано или поздно находили свою золотую жилу. Нашел ее, казалось, и Князев. И помог ему в этом, как ни странно, такой же, как и он лузер и по совместительству одноклассник Венька Галкин. Хотя, чего тут странного? Два минуса в определенной комбинации вполне могут дать плюс, что в итоге и произошло.
Капитан Галкин служил в ведомстве генерала Еременко, где звезды, как известно, падают не столько на грудь, сколько на погоны. К тому времени, как три маленькие звезды расположились на погонах Галкина уютным треугольничком, начальство окончательно утвердилось в том, что для оперативной работы он абсолютно не пригоден. И его подвинули ближе к бумагам. Мог он, конечно, службу и оставить, но не захотел. Уж больно нравились ему красные корочки с вытесненными на них золотом грозными буквами…
В тот день на душе у Галкина было особенно паршиво. Ему в очередной раз дали почувствовать себя лузером. А ведь еще с утра настроение у него было очень даже себе ничего. Поблескивая новыми погонами, он вошел в приемную генерала Николаева и попросил адъютанта доложить о своем прибытии. Тот кивнул и снял трубку.
– Товарищ генерал, к вам капитан Галкин с бумагами… – Не притертое еще слово "капитан" приятно ласкало слух.
– … Говорит, что срочно. Слушаюсь! – И уже Галкину: – Проходите!
В кабинете генерала было людно.
– Мы тут, капитан, присвоение очередного звания Максимову отмечаем, – пояснил Николаев протиснувшемуся к столу Галкину. – Давайте ваши бумаги!
Галкин протянул генералу папку и повернулся к виновнику торжества.
– Поздравляю!
Новоиспеченный подполковник Максимов улыбнулся.
– Спасибо! Так ведь и вас можно с капитаном поздравить?
Как сумел Галкин расслышать в этих словах насмешку? Но сумел. Потому лишь криво улыбнулся, кивнул, забрал папку с подписанными бумагами и, сделав вид, что не заметил протянутого ему стакана с водкой, поспешил к выходу. Недоуменный шум за спиной перекрыл генеральский басок:
– Да бог с ним!
Галкин шел домой, не разбирая дороги, не видя перед собой ничего, кроме насмешливого лица Максимова.
– Вот сука!
Вырвавшаяся наружу аттестация поступку Максимова роковым образом совпала со столкновением с каким-то мужчиной.