Пять из шести
Шрифт:
– Присаживайся, дорогой, угощайся! – предложил Грач подошедшему таксисту. Тот быстро юркнул за стол и ухватил с подноса шампур.
– Узнал, куда уехали друзья нашего гостя?
Таксист поспешил проглотить не разжеванный кусок.
– Узнал, Грач, в станицу Знаменская.
– Молодец! – похвалил таксиста Грач. – Да ты кушай, кушай. – Потом повернулся к Хмурому. – У тебя есть кто в Знаменской?
– Есть человечек, – кивнул Хмурый.
– Так ты его озаботь: пусть присмотрит за гостями.
– Сделаю.
– Сделай, дорогой. А куда те трое подевались, удалось выяснить?
– Их самолет до Читы имел две посадки: в Новосибирске и Иркутске.
Грач протянул руку.
– Дай-ка фотку, что при журналюге нашли.
Хмурый вложил в протянутую ладонь фотографию. Грач долго ее рассматривал, потом спросил:
– Отмечены те, что в Знаменской?
– Да, – подтвердил Хмурый.
– Остальных трех сделай на отдельный снимок и пошли с ним человека в Иркутск, пусть сядет им на хвост.
– А где он их там найдет? – спросил Хмурый.
– А ты умного отправь, – посоветовал Грач.
Еременко посмотрел на фотографию в личном деле капитана Галкина.
– И это "крот"? – спросил он у Сологуба.
– Дурак он, а не "крот", – досадливо поморщился Сологуб. – Но информацию по "Латинскому танго" слил Бухлову именно он.
– Это точно?
– Точнее некуда, – кивнул Сологуб. – После случая в электричке я дал команду взять Бухлова под наблюдение, как возможного пособника террористов. Наружка зафиксировала две его встречи с Галкиным. Есть записи их разговоров.
Еременко вздохнул.
– Ну, раз улики на лицо – будем арестовывать!
– Если позволите, товарищ генерал-полковник, у меня есть другое предложение.
Лицо Еременко приняло непередаваемое словами выражение, которое обладатели высоких кабинетов используют в том случае, если ничего не понимают, но не хотят это показать. Он закрыл папку с личным делом Галкина, откинулся в кресле и произнес:
– Слушаю вас, товарищ генерал-лейтенант.
– Я прошу откомандировать капитана Галкина в мое распоряжение для дальнейшего его использования на оперативной работе, – четко выговорил Сологуб.
Выражение лица Еременко стало еще более непередаваемым, он потребовал:
– Обоснуйте вашу просьбу, товарищ генерал-лейтенант!
– Слушаюсь, товарищ генерал-полковник! Ну, арестуем мы Галкина, а что предъявим? Нет, конечно, предъявить нам ему есть чего, – быстро поправился Сологуб, – но на серьезный срок его проступок не тянет, если вообще тянет на срок. Ну, попрем мы его из Конторы, а "демократическая общественность" его тут же в мученики совести определит. Нам это надо? А так дадим ему шанс искупить вину.
– На Кавказ что ли хочешь его отправить? – спросил Еременко. – Так он не поедет.
– Да какой Кавказ! – воскликнул Сологуб. – Какой там с него толк?
– Что-то я тебя совсем не понимаю, Михаил Иванович! – Еременко потряс головой, сбрасывая с лица поднадоевшую маску. – Объясни толком.
– Хочу я его отправить дружка выручать, – хитро улыбнулся Сологуб. – Дело в том, что Бухлов попал в плен.
– К Кому? Где? – удивился Еременко.
– В небольшом городишке вблизи Читы, к местным бандитам, – пояснил Сологуб.
Еременко какое-то время сидел, молча, переваривая услышанное, потом спросил:
– Как он там оказался?
– Увязался за известной вам экспедицией, но не допер, что Вяземские и Фернандес покинут борт в Иркутске. Попробовал сесть на хвост Максимовым – упустил и этих. Зато своей суетой привлек внимание криминалитета. Они его и повязали. Местные товарищи плотно за ним не приглядывали, так что о похищении узнали с опозданием и где его держат, пока не выяснили.
– А Галкин, значит, выяснит? – саркастически усмехнулся Еременко. – Ты помнишь, за что его на бумажную работу перевели?
– Помню, – кивнул Сологуб, – за профнепригодность.
– И ты хочешь вернуть его на оперативную работу?
– А чё? – усмехнулся Сологуб. – Пусть носом землю роет.
– И окажется рядом с журналистом, – подытожил Еременко.
– Там мы всех и накроем!
Вот теперь на лице Еременко проступило полное понимание.
– На живца решил порыбачить? Ну, Михаил Иванович! А, впрочем, действуй!
– Товарищ генерал-лейтенант, капитан Галкин по вашему приказанию прибыл!
Сологуб, молча, наблюдал, как меняется поведение Галкина под его тяжелым взглядом. Посвященные знали, что сам Дядя Миша называет этой действо "Первой частью марлезонского балета". Когда лицо капитана пошло пятнами, а глаза забегали в тщетных поисках укрытия от генеральского взгляда, Сологуб перешел к части второй.
– Докладывайте, капитан! – приказал он Галкину.
– О чем докладывать, товарищ генерал-лейтенант? – чуть шевеля затвердевшими губами, пролепетал несчастный.
– Начните с того, как вы на пару с неким Жоржем Князевым, он же Бухлов, Родину продавали! – порекомендовал Сологуб.
Галкин едва не упал в обморок, но на ногах удержался. Потом лицо его внезапно просветлело решимостью. Он гордо вскинул голову и четко произнес:
– Родину я не продавал!
"От страха страх потерял, – догадался Сологуб. – Такое бывает. Он сейчас с трех сторон стену видит, а единственный выход я ему загородил. Вот он и цепляется за что ни попадя. Сейчас, видимо, про "демократическую" прессу вспомнил. А вот мы его от этой темы и отцепим!"
– Думаете за ваш "подвиг" "демократическая" пресса вас на щит поднимет? – спросил Сологуб и по глазам капитана понял, что попал в точку. – Так я вам скажу: зря надеетесь. После того, как собратья по перу узнают, кто на самом деле есть Жорж Князев, ваша персона им будет совсем неинтересна. Ознакомьтесь! – Сологуб швырнул на стол ближе к Галкину подписку Бухлова.