Пять капель смерти
Шрифт:
— Другом сердечным, сами говорили, как он убивался…
— А кем был профессор для нашей пламенной революционерки?
— Дойной кобылой… То есть коровой… Нет… — тут я запнулся. — Хотел сказать: курицей, несущей золотые яйца.
— Верное замечание. С помощью сомы Зелиньска могла заработать в Петербурге и в любом крупном городе России и Европы колоссальные деньги. Другой вопрос: сколько из них пошло бы на революцию? К началу января сома у Зелиньской заканчивалась. Не зря они с Расой Адамкуте ездили на дачу. Они искали волшебное зелье.
— Так точно, — говорю.
— Кстати, ротмистр, вам ясно, что городовые в Шувалове за поджог приняли?
— Не так чтобы очень…
— Да церемонию сомы: профессор подсвечником размахивал, огонь в окнах, вот они и решили, что пожар.
— Надо же, как просто… — говорю, а самого такая досада гложет: что же это я?
— Вернемся к нашим баранам. Получается, что Зелиньска была заинтересована в соме, но уничтожила невинного Наливайного, друга профессора, рискуя порвать отношения с поставщиком.
— Странно, конечно…
— И какой вывод? Она не причастна к смерти Наливайного? Заметьте, не я это сказал, — Ванзаров ухмыляется. — Займемся Марианной Лёхиной, то есть Расой Адамкуте. Почему мы подозреваем ее?
— Во-первых, явилась в участок убедиться в смерти Толоконкиной, во-вторых…
— С чего вы взяли, что Раса хотела убедиться в смерти Надежды?
Тут уж я возмутился:
— Я сам видел!
— Что видели?
— Она вбежала с криками «Помогите!», увидела купеческую дочку, оттолкнула городовых и тут же выскочила.
— В чем ее вина?
— Да хотя бы… — начал и не знаю, чем закончить.
— Так что же, Мечислав Николаевич?
— Вы меня запутали…
— И не думал. Если Раса бросила Надежду в сугробе, зачем убийце так рисковать и лезть в пасть волку, то есть в полицейский участок?
— Хотела убедиться, что она мертва…
— Могла она за то кратчайшее время понять, мертва Толоконкина или нет?
— Заскочила и выскочила.
— Что можно увидеть за несколько секунд?
— Лицо…
— А зачем Расе надо было увидеть ее лицо?
— Чтобы узнать, что это — Толоконкина.
— То есть она не была уверена, кого притащили Щипачев и городовой.
— Выходит, так…
— Почему Раса была не уверена, что это Толоконкина?!
Совсем замучил. Признаю: не могу этого понять.
— Но ведь это очевидно! Мечислав Николаевич, смелее, не коня покупаете…
Что тут поделать? Пример к стенке:
— Только одно: Адамкуте не убивала Толоконкину…
— Она что-то увидела на улице и решила проверить. Вот и все. Причем у меня нет уверенности, что это была Раса, а не Ядвига. Хотя это совсем не важно. Но был ли у Расы какой-нибудь иной, чем у Зелиньской, повод убить Ивана и Надежду?
— Ей тоже были нужны деньги для революции.
— Профессор утверждал, что он был на новогоднем балу Бестужевских курсов…
— Сам проверял его ложь…
— Почему он соврал?
И тут меня как молнией поразило:
— Да ведь Окунёв, как пить дать, был под сомой! Ему могло и не такое примерещиться!
— Что из этого следует?
— Нет ни мотивов, ни улик против Адамкуте, — говорю и сам не верю, что такое сказал. Вся моя уверенность карточным домиком развалилась.
— Браво, ротмистр, — говорит Ванзаров. — Раса тут ни при чем. Думаете, возможно, чтобы Зелиньска пошла против своих опекунов из охранки ради того, чтобы убить Наливайного? Абсурд! Следовательно, Ядвига не совершала двух убийств. Что следует?
— Профессор сам убил Ивана и Надежду.
— При этом оставил на самом видном месте улику: скатерть-домотканку.
— Так точно, странно это… — говорю.
— Кто же тогда настоящий преступник?
Тут я чуть не подпрыгнул:
— Кто-то четвертый!
— Это простой, но шаткий вывод. Важнее другое. Зелиньска врала, наговаривала на Адамкуте и путала следы только ради того, чтобы скрыть от нас истинный смысл этих событий. Как, впрочем, и Раса.
Хоть мне в таких логических скачках бывать не приходилось, но и я вкус ощутил.
— Одно к одному, — говорю.
— Нам помогают пойти по ложному следу. Загадочная смерть Наливайного невдалеке от дома профессора, когда у того нет алиби. Тело Толоконкиной брошено возле дома Окунёва. Явный расчет на быстрое обнаружение трупа. Это бросает тень на профессора. Кроме того, нанесло ему тяжелую моральную рану.
— Железная логика.
— Что за этим скрывается?
— Охота на большой куш?
— Сделано все, чтобы никто — ни мы, ни охранка, ни Особый отдел — не приблизился к соме. При этом замести все ее следы. Не зря ведь дважды пытались поджечь дачу. Поэтому единственный смысл убить Толоконкину — убрать того, кто принимал сому. Как и Наливайного. И при этом навести подозрение на Окунёва. А заодно и боксера Санже. Не было случайности и путаницы. Не было мистической мести бога Сомы людям, посмевшим разбудить его. Все заранее спланировано. Включая угрозы мне. А теперь самое главное…
— Кто убийца? — подсказываю.
— Поначалу я думал, что это творение рук господ Макарова или Герасимова. Почерк больно похож: устроить провокацию и самим ее раскрыть. Но, пообщавшись с этими господами лично, понял: они не имеют никакого представления о происходящем. Узнав про изобретение профессора, но не догадываясь, в чем его суть, они на всякий случай внедрили к нему агента. Однако их опередили. Поэтому на данный момент самый важный вопрос: что собирались делать с сомой? И кто именно?
— Теперь уж все равно ничего не выйдет. Одна мертва, другая в охранке.
— Я так не думаю, — Ванзаров мне с напором. — Убийца хорошо знаком с идеей Окунёва о свержении старой религии и создании нового мира. Пропадать такому шансу непозволительно.
— Неужто неизвестный преступник хочет получить легендарную силу бога Сомы?
— Готовится нечто худшее. Если спорынья попадает в хлеб…
Ванзаров остановился как вкопанный и уставился на тумбу с рекламными плакатами. Разглядывает русскую красавицу в кокошнике, что с подноса бутылочки пива «Калинкин» предлагает.