Пятая планета
Шрифт:
– Ну и дыра! – сказала Плиора, оглядываясь по сторонам. – Сколько раз здесь бывала, но так и не привыкла к этой серости, – она окинула взглядом Габу, Флавина, Синглара, задержалась на Полин, затем увидела шакала. – Мило. Никого получше найти не мог? Девчонка, например, выглядит молодой и крепкой.
– У меня вообще-то есть имя, – обиделась Полин, но никто не обратил на нее внимания, лишь тумана становилось все больше и больше. И мир. Мир за дверью. Полин смотрела в его бесконечную даль и знала, что уже видела это прежде.
– Пора уходить, – услышала она в голове голос шакала,
– Что, черт возьми, происходит? – спросила она, но шакал уже нырнул в туман.
– Подожди! – крикнула Полин, устремляясь за ним.
– Ого! – Плиора спешно отошла в сторону, уступая ей дорогу.
– Да что не так с этой девчонкой?! – растерялась Габу. Флавин встретился с ней взглядом и пожал плечами.
– А я тем более не знаю, – сказал Синглар.
– Нужно уходить! – поторопила их Плиора. Где-то далеко в тумане, в мире подпространства, вскрикнула Полин. Габу позвала ее по имени. Она не ответила.
– Иди, посмотри, что с ней! – зашипела Габу на Флавина.
– Должно быть, она увидела Джейн, – сказала им Плиора. – Это девушка Кафланда. Полукровка. На половину человек, на половину берг.
– Полин, с тобой все в порядке? – недоверчиво прокричала Габу.
– Уже, да, – отозвалась Полин. Голос ее дрожал.
– Все слишком зыбко, все слишком шатко, – бормотал шакал, и голос его раздавался в головах у всех, кто был рядом. Полин тоже слышала его. Слышала, но не могла оторвать взгляд от напугавшей ее пары. Туман был достаточно густым, но даже так она видела, насколько уродлив Кафланд и его подружка. Особенно подружка. Джейн смотрела на Полин и этот взгляд пугал ее больше тумана и всего, что сейчас было вокруг. Этот взгляд… хищный взгляд, плотский…
– Кажется, ты ей нравишься, – шепнула Плиора на ухо Полин.
– Все слишком зыбко, все слишком шатко, – раздался снова у них в головах голос шакала, голос номмо. Голос, в котором звучали возбуждение и тревога. Первородный был взволнован, нетерпелив, напуган близостью развязки. А что развязка близка, он не сомневался в этом. – Отойди в сторону, бестолочь! – прикрикнул он на Синглара, схватил его за штанину и потащил прочь с железнодорожных путей. Трамвай вынырнул из тумана. Внезапно, бесшумно. – Потом скажешь спасибо, – шакал для верности щелкнул зубами, забрался в трамвай, устроился у окна и долго вглядывался в туман, хотя вокруг ничего не было видно. Ребенок Габу поначалу долго плакал, словно ему не нравилась эта поездка, затем заснул, и все предпочитали молчать, чтобы не разбудить его. Полин устроилась на свободном сиденье, смотрела какое-то время за окно, затем задремала. Оставив Кафланда, Джейн хотела пересесть к ней, но шакал зарычал на нее, заставил вернуться на свое место.
– Чтоб ты сдох! – огрызнулась она.
– Не исключено, – шакал снова тихо зарычал. Джейн вернулась к Кафланду, обняла его, зашептала ему что-то на ухо. Он покраснел, стыдливо огляделся по сторонам. Наблюдавший за ними Синглар спешно отвернулся в сторону.
– Как думаешь, куда мы едем? – спросил он, отозвав Флавина в сторону.
– Я не знаю.
– А она? – Синглар кивком головы указал на Габу. – Кажется, ты говорил, что у нее в голове были какие-то
– Если и было, то навряд ли что-то осталось.
– Но она доверяет ему.
– Он отец ее ребенка. Какая-то часть его – отец.
– А ты?
– А что я? Лучше уж куда-то ехать, чем оставаться в том проклятом городе.
– Но ты тоже не веришь ему?
– Он – первородный.
– Мне все равно.
– Тогда зачем ты пришел с ним ко мне?! Оставался бы на Андере с Джо.
– У меня не было тогда выбора.
– А сейчас он у тебя есть? – начал злиться Флавин.
– Если не заткнетесь и разбудите ребенка, отгрызу вам яйца, – зарычал на них шакал.
– И ты говоришь, что это первородный?! – всплеснул руками Синглар. Флавин не ответил, занял свободное место, закрыл глаза. Синглар подсел к Габу, долго собирался с мыслями, желая начать разговор, затем заметил, что она спит, тихо выругался себе под нос, ушел в переднюю часть трамвая, где должен был сидеть водитель.
– Хочешь сойти? – спросил его голос в голове.
– Сойти? – Синглар выглянул за окно. – Да здесь ничего нет, кроме тумана!
– Здесь есть болота и те зеленые твари, отцом которых ты чуть не стал. Помнишь?
– Очень смешно! – скривился Синглар. Номмо рассмеялся у него в голове. Нервно, почти истерично. Туман за окном расступился. Трамвай выполз из низменности на новую пустошь, затем снова нырнул вниз. Где-то здесь были брошенные хижины последних флориан. Они ушли отсюда, когда здесь появилась железная дорога. Ушли дальше, в пустоту, неизвестность. Ушли за границу изведанных земель подпространства, за край этого мира. Или же в его центр? Трамвай добрался до последней остановки, сделал петлю и пополз назад. Пассажиры проводили его взглядом. – И что теперь? – спросил Синглар. – Куда ты, черт возьми, завес нас? – он увидел, как шакал убегает, поджав хвост и громко выругался.
– Думаю, нам лучше идти за ним, – сказала Габу, оглядываясь по сторонам. Туман снова проглотил их. Мокрый, холодный туман. Земля под ногами стала мягкой, словно они шли по живому существу, которое дышало, чувствовало их шаги. Несколько раз им на пути встречались пустые хижины, с провалившимися крышами. Хижины флориан, но хозяев нигде не было. Не было даже их тел.
– Так вот, значит, где ты родился, – сказала Джейн, крепче прижимаясь к Кафланду. Какое-то время он рассказывал ей то, что запомнил, когда был ребенком, затем стих, признавая, что они уже зашли слишком далеко, даже для флориан. Белый туман окрасился в бледно-розовые цвета, то тут, то там, стала появляться редкая растительность. Под ногами копошились крошечные твари, прячась в пористой земле.
– Такое чувство, еще немного и мы увидим какой-нибудь город, – сказал Синглар.
– Может быть, твои предки переселились и живут теперь здесь? – спросила Кафланда Джейн.
– Сильно сомневаюсь, – он недоверчиво огляделся по сторонам.
– Ты тоже это чувствуешь? – спросила его Габу.
– Чувствую что?
– Что за нами кто-то идет, – она ждала больше минуты, но так и не получила ответа. – Полин?
– Может быть, ты просто устала? Кажется, что мы идем уже целую вечность.