Пятый свидетель
Шрифт:
— Трудно? Вы хотите сказать, что если бы имели эту информацию и эти письма в день убийства, вам было бы трудно решить, нужно ли счесть их важным направлением в расследовании?
— Я хочу сказать, что нам неизвестны все подробности, поэтому трудно решить, важное это направление или нет. Но в принципе все направления должны учитываться. Это безусловно.
— Безусловно. Тем не менее это направление расследования вы не учли, так?
— У меня не было этого письма. Как я мог его учесть?
— Но у вас было письмо жертвы, однако вы
— Нет, неправда. Я проверил его и пришел к выводу, что оно не имеет никакого отношения к убийству.
— Но разве не правда, что к тому времени у вас уже был предполагаемый убийца и вы не собирались менять направление следствия и отклоняться от заданной линии?
— Нет, не правда. Это совсем не так.
Я посмотрел на Керлена долгим взглядом, надеясь, что выражение моего лица красноречиво свидетельствовало о презрении, и наконец произнес:
— Пока у меня больше нет вопросов.
Фриман продержала Керлена на свидетельском месте еще минут пятнадцать, приложив все усилия, чтобы во время повторного прямого допроса заново по-своему вылепить образ следствия, представив его безупречным поиском истины. Когда она закончила, я даже не счел необходимым совершать еще одну вылазку, потому что был уверен: с Керленом я уже преуспел. Моя задача состояла в том, чтобы обрисовать расследование как погоню в некоем строго ограниченном тоннеле, и ее я, судя по всему, выполнил.
Естественно, Фриман испытывала неотложную необходимость дезавуировать федеральное целевое письмо, поэтому ее следующим свидетелем был агент Чарлз Васкес. Сутки назад она даже имени этого еще не слыхала, но теперь лихо встроила его в свой тщательно выписанный рисунок улик и свидетельских показаний. Я мог бы заявить протест против этого свидетеля на том основании, что не имел возможности побеседовать с Васкесом и приготовиться к его допросу, но решил лишний раз не раздражать судью Перри. Кроме того, я хотел посмотреть, что скажет агент во время прямого допроса.
Васкес оказался мужчиной лет сорока, со смуглым лицом и соответствующими темными волосами. Отвечая на предварительные вопросы, он сообщил, что, прежде чем перейти в секретную службу министерства финансов, работал в управлении по борьбе с наркотиками: от преследования наркодилеров перешел к преследованию фальшивомонетчиков, пока не выпал случай войти в специальную комиссию по борьбе с ипотечными мошенничествами. Он также сообщил, что, кроме главного инспектора, в комиссию входят десять агентов — из секретной службы МФ, из ФБР, почтового ведомства и финансовой инспекции. Заместитель федерального прокурора курировал их деятельность, однако агенты, разделенные на пары, в основном действовали самостоятельно, выбирая объекты по собственному усмотрению.
— Агент Васкес, восемнадцатого января сего года вы составили так называемое федеральное целевое письмо в адрес человека по имени Луис Оппарицио, которое было подписано федеральным
— Да, помню.
— Прежде чем мы перейдем к обсуждению конкретного письма, можете ли вы сказать суду, что вообще представляет собой федеральное целевое письмо?
— Это инструмент, которым мы пользуемся, чтобы выкурить из нор подозреваемых и преступников.
— Каким образом?
— Мы сообщаем им о том, что пристально следим за их деятельностью, за тем, как они ведут свой бизнес и какие действия предпринимают. В целевом письме всегда содержится предложение явиться для обсуждения ситуации с членами комиссии. В большом количестве случаев получатели писем так и поступают. Иногда это приводит к возбуждению дел, иногда — к новым расследованиям. Такие письма стали весьма полезным инструментом, поскольку следствие стоит дорого, а у нас нет своего бюджета. Если в результате такого письма выдвигается обвинение, или обнаруживается готовый сотрудничать свидетель, или намечается плодотворная новая линия расследования, мы считаем это удачей.
— А в случае с Луисом Оппарицио что заставило вас направить ему целевое письмо?
— Ну, это имя нам с напарником было хорошо известно, поскольку оно часто всплывало в других делах, над которыми мы работали. Не обязательно в криминальном аспекте, но компания Оппарицио была тем, что мы называем мельницей по перемалыванию собственности. Она осуществляет всю бюрократическую работу и оформляет документы на изъятие домов для многих банков, работающих в южной Калифорнии. Таких дел тысячи. Поэтому мы наблюдали за АЛОФТом и знали, что имеются жалобы на методы, которыми пользуется компания. И поэтому же мы с напарником решили посмотреть на эту компанию пристальней и послали ее главе письмо, чтобы увидеть, какая реакция последует.
— Означает ли это, что вам была важна только реакция?
— Нет, не только. Как я уже сказал, из этого места шло довольно много дыма. Нам было важно найти его источник, огонь, а иногда реакция получателя письма подсказывает нам, как действовать дальше.
— К тому времени, когда вы составили и отослали целевое письмо, располагали ли вы какими-нибудь доказательствами криминальной деятельности Луиса Оппарицио и его компании?
— В тот момент еще не располагали.
— Что произошло после того, как вы послали письмо?
— Пока ничего.
— Луис Оппарицио ответил на него?
— Мы получили ответ от его юрисконсульта, в котором говорилось, что мистер Оппарицио приветствует расследование, поскольку оно даст ему возможность показать, что он ведет дела честно.
— Воспользовались ли вы этим предложением, чтобы начать расследование в отношении мистера Оппарицио и его компании?
— Нет, пока не успели. У нас в работе несколько других дел, которые обещают оказаться более продуктивными.
Прежде чем задать последний вопрос, Фриман заглянула в свои записи.