Пятый свидетель
Шрифт:
— Когда мистер Холлер недавно спросил вас, совершили ли вы это преступление, вы ответили, что не склонны к насилию, что вы школьная учительница и насилие вам не свойственно, помните?
— Да, и это правда.
— А не правда ли то, что четыре года назад вы были вынуждены сменить школу, где преподавали, и пройти курс лечения от вспышек жестокости, после того как ударили ученика треугольной линейкой?
Я стремительно вскочил и, заявив протест, попросил о совещании у судейской скамьи. Перри разрешил нам приблизиться.
— Судья, —
— Судья, — зашептала Фриман, не дав Перри ответить, — это новая информация, которая стала нам известна лишь в конце прошлой недели. Нам пришлось ее проверять.
— Да бросьте вы, — сказал я. — Вы хотите сказать, что не располагали полным послужным списком моей свидетельницы до конца прошлой недели? И надеетесь, что мы вам поверим?
— Вы можете верить, во что хотите, — огрызнулась Фриман. — Мы не включили эту информацию в материалы следствия, потому что я не намеревалась использовать ее, пока ваша клиентка не начала разглагольствовать о своем мирном характере, что является очевидной ложью, а следовательно, дает мне полное право задать этот вопрос.
Я снова сосредоточил все внимание на Перри.
— Судья, ее оправдания не имеют значения. Она играет не по правилам. Вопрос должен быть снят, и ей не должно быть позволено развивать эту линию допроса.
— Судья, это…
— Советник прав, мисс Фриман. Вы можете приберечь это в качестве контрдоказательства, но здесь не имеете права использовать. Для этого следовало включить информацию в материалы следствия.
Мы вернулись на свои позиции. Придется поручить Циско разобраться с линейкой, потому что можно было не сомневаться, что Фриман еще вытащит ее на свет. Меня это злило, потому что одно из первых заданий по делу, которое я ему дал, состояло в том, чтобы выяснить всю подноготную нашей клиентки, а он упустил такой важный факт.
Судья велел жюри игнорировать вопрос прокурора, после чего разрешил Фриман продолжить, избрав другую линию допроса. Но я понимал, что звонок прозвучал, причем громко и ясно, и жюри его услышало. Вопрос можно было вымарать из протокола, но не из их памяти.
Фриман продолжила перекрестный допрос, наобум стреляя в Лайзу там и сям, но не смогла пробить броню ее прямых показаний. Мою клиентку невозможно было сбить с толку: она не проходила мимо «Уэстленд нэшнл» в утро убийства, и все тут. Если не считать треугольной линейки, начало получилось чертовски хорошим: нам удалось сразу же внедрить в головы присяжных, что мы собираемся вести защиту конструктивно и не намерены сдаваться без борьбы.
Прокурор дотянула допрос до пяти часов, сохранив за собой, таким образом, право выступить утром с чем-нибудь, что удастся нарыть за ночь. Судья объявил перерыв до завтра и распустил всех по домам. По домам отправились все, кроме меня, я устремился
Перед тем как покинуть зал, я наклонился к своей клиентке и сердито прошептал:
— Спасибо, что предупредили меня о треугольной линейке. Чего еще я не знаю?
— Ничего. Это было глупо.
— Что было глупо? То, что вы ударили ребенка линейкой, или то, что не рассказали мне об этом?
— Это случилось четыре года назад, и мальчишка этого заслуживал. Больше я об этом говорить не собираюсь.
— Не вам решать. Фриман еще может поднять этот вопрос на стадии контрдоказательств, так что начинайте думать о том, что вы будете отвечать.
На ее лице появилось озабоченное выражение.
— Как она может это сделать, ведь судья велел присяжным забыть о том, что этот вопрос был задан.
— Она не имеет права поднимать этот вопрос в ходе перекрестного допроса, но найдет способ вернуться к нему позднее. Насчет контрдоказательной стадии существуют разные правила. Так что вам лучше рассказать мне все и об этом, и обо всем другом, что я должен был знать, но о чем вы не соизволили мне поведать.
Она посмотрела поверх моего плеча, я знал, что она ищет взглядом Герба Дэла. Ей было невдомек, что открыл мне Дэл, не знала она и о роли двойного агента, которую он теперь исполнял.
— Дэла здесь нет, — сказал я. — Говорите со мной, Лайза. Что еще мне следует знать?
Вернувшись в офис, я застал Циско в приемной. Засунув руки в карманы, он болтал с Лорной, сидевшей за своим столом.
— Что происходит? — требовательно спросил я. — Я думал, ты уже едешь в аэропорт встречать Шами.
— Я послал туда Баллокс, — ответил Циско. — Она ее уже встретила, и они едут сюда.
— Баллокс должна была сидеть здесь и готовиться к своим показаниям, которые ей, вероятно, придется давать уже завтра. Ты дознаватель, это ты должен был поехать в аэропорт. Они даже вдвоем едва ли смогут дотащить манекен.
— Расслабься, босс, он в упаковке, и они прекрасно справляются. Баллокс только что звонила с дороги. Так что сохраняй хладнокровие, все остальное мы сделаем.
Я уставился на него. Не важно, что он на шесть дюймов выше меня и на семьдесят пять фунтов тяжелее. Основной груз все равно тащу я.
— Ты советуешь мне расслабиться? Хочешь, чтобы я сохранял хладнокровие? Да пошел ты, Циско! Мы только приступили к защите, и проблема в том, что нам нечем защищаться. У меня куча слов и манекен — это все. И если ты не вытащишь руки из своих дурацких карманов и не найдешь мне хоть что-то, то манекеном буду выглядеть я. Так что не советуй мне сохранять хладнокровие, ладно? Это я стою перед присяжными каждый день, черт побери, а не ты.
Первой расхохоталась Лорна, за ней Циско.
— Вам это кажется смешным?! — взорвался я. — Это не смешно! Что, черт возьми, вас так развеселило?