Пыль моря
Шрифт:
Часа два шли на сближения остальные джонки, и судно оказалось отрезанным от ветра. «Догоняй» дал залп из своих трёх пушечек, но с дальнего расстояния ядра не поразили цель. Судно стало ложиться на другой галс, но не успело полностью развернуться, как «Догоняй» подошёл ближе к корме и залп второго борта уже сбил одну из мачт. Та свалилась на палубу, снасти загромоздили её, придавив одного матроса. Судно тотчас легло в дрейф, спустив остальные паруса.
Подлетели другие джонки и вскоре вооружённые матросы с воплями хлынули на палубу. То была японская джонка, группа матросов во главе с хозяином пыталась организовать сопротивление. Крупный японец с двумя саблями в руках отмахивался от наседавших пиратов. Пять его матросов тоже отчаянно отбивались японскими катанами. Изредка грохали пистолетные выстрелы.
Хитоси с окаменевшим лицом стоял на фальшборте своей джонки и наблюдал всю эту картину. Капитан Ли с силой огрел его палкой по мускулистой спине и тот, вздрогнув обернулся.
– Что стоишь, трус проклятый! Вперёд, жаба вонючая!
Хитоси сощурил глаза и втянул голову. Прошипел сквозь зубы:
– Там же мои земляки, капитан. Не могу я туда.
– Не подчиняться? – взвизгнул Ли и пистолет взлетел в его руке.
Хитоси побледнел и молниеносно ударил капитана по руке взмахом ноги. Пистолет дёрнулся, и пуля взвизгнула в небо. Ли позеленел и хотел выхватить саблю, но она не поддавалась и злость охватила его. Он ревел и кричал, а Хитоси отошёл от борта и скрылся в толпе матросов.
К этому времени все защитники уже лежали, орошая палубу ручейками крови. Их искромсанные тела тут же выбросили за борт. Остальных матросов связали. Корабль осмотрели, и стали спешно перегружать ценности. На джонке было много шёлковых тканей, холодного оружия, соли и металлической посуды. В каюте хозяина капитан Ли отобрал ящичек с золотыми и серебряными монетами. Это особенно радовало капитана.
Он немного успокоился, но лицо оставалось напряжённым и злым. В два часа управились с перегрузкой, похоронили убитого матроса и одарили трёх раненых кусками шелка. Оставшихся в живых японцев отпустили и джонки разошлись в разные стороны.
Тут же капитан Ли счёл необходимым расправиться с Хитоси, но к его удивлению за него вступился Мишка.
– Зачем, господин капитан, наказывать Хитоси. Он правильно не захотел против своих драться. И без него справились в момент. Каждый так мог бы поступить. Умерьте свой гнев.
– Ты тоже против меня? Да тут заговор!? Хватайте их, червей навозных! Головы отрубить и в море на съедение акулам!
Несколько матросов бросились исполнять приказ, но Мишка выхватил катану и пистолет.
– Назад, собаки! Кто сунется, голову размозжу!
– Что остановились?! – рявкнул Ли. – Хватайте его! Все сразу!
Несколько человек рванулись, но сабля молнией взлетела над Мишкиной головой и один из матросов покатился по палубе, схватившись за голову и отчаянно вопя. Другой тихо опустился на колени с раскрытым от боли и ужаса ртом. Толпа отхлынула, Мишка стоял на широко расставленных ногах, в глазах его светилась решимость дорого продать свою жизнь. Лицо, покрытое мертвенной бледностью, дышало свирепостью. Глаза мрачно и тяжело оглядывали столпившихся в кучу матросов. Он был страшен и его бывшие товарищи невольно попятились.
Хитоси, маленький и широкий, жался к могучему телу Мишки и не решался вступить в борьбу с толпой. Он был растерян и, по-видимому, смирился с участью, которую измыслил ему злопамятный капитан. Он тупо упёрся в палубу взглядом и встрепенулся, когда Мишка ткнул его в бок локтём.
– Чего скис? Смотри, они же боятся нас. Их не так много, да и не все горят желанием нас прикончить. Опомнись, не робей.
Хитоси мало что понял в торопливой речи своего друга, но главное он уяснил. Его тело оживилось, глаза блеснули в узких прорезях век. Рука сама хватила рукоять катаны.
Между тем капитан Ли продолжал орать на своих матросов, которые не торопились броситься на бунтовщиков. Наконец под ударами палок и воплей капитана они разом навалились на двоих обречённых людей и в две минуты связали их крепкими верёвками. Правда, в свалке ещё двое матросов оказались лежать на палубе, истекая кровью.
Тин-линь и его бывшие слуги с ужасом наблюдали, не решаясь вмешаться в капитанскую расправу. Страх охватил их и сковал действие. Кровь бурлила в их жилах, но мышцы не повиновались им. Стыд и злость на самих себя охватывала их всё больше и они не смели поднять глаза на своих верных друзей.
– Бросить этих червей в трюм и пусть побудут там, – распорядился капитан Ли, и верный Чао бросился выполнять приказ. Пленников поволокли по палубе и столкнули в люк, черневший у фок-мачты. Решётку задвинули и матросы с унылыми лицами стали молча расходиться.
Капитан Ли кусал свой ус, не в состоянии успокоить нервы. Его душила злоба на этих проклятых бунтовщиков, и на себя тоже. Лишаться самых лучших своих матросов и бойцов ему никак не хотелось. Людей и так оставалось мало, а тут ещё четверых он лишился. Он чувствовал свою вину и продолжал злиться. Искал подобающий его положению выход, но злоба ещё на прошла и он потребовал себе вина.
Чао торопливо наполнил чашку и с поклоном поднёс. Его глаза светились преданно и радостно. Видно он с удовольствием смаковал случившееся, и ему не терпелось высказать своё восхищение действием капитана.
– Как быстро вам удалось смирить этих червей, господин, – пролепетал его голосок, но в ту же секунду он отлетел к двери и плюхнулся на пол. Разъярённые глаза впились в его перекошенное болью и недоумением лицо, и капитан прошипел сквозь зубы:
– Дурак! Чему радуешься? Четверых уже нет, и ещё придётся двоих терять! С кем добывать себе богатство станем, собака?
– Верно, верно, господин, – лепетал Чао и осторожно поднялся с пола.
– Что ты там бормочешь, падаль! Лучше дай совет, как выпутаться.
– Что мой совет вам, господин. Кто лучше вас может придумать любой выход из любого трудного положения.
– Тогда пошёл вон, пёс шелудивый!
Чао не стал медлить и, пятясь задом, выскочил за дверь.
«Придётся миловать, – думал Ли, отхлёбывая из чашки. – Уж очень хороши людишки, особенно этот медведь. Но наказать придётся, а то и другим повадно станет».