Пыль Снов
Шрифт:
Сколько детей ее клана, поколение за поколением, носили имя Онос, ибо их матери хвастались невозможной связью?
Она нервно сглотнула, привлекая всеобщее внимание.
Бролос Харан говорил — о чем, Ном Кала не имела понятия; он явно не обрадовался, когда его прервали. — Ном Кала, что такого забавного в Провале при Красных Шпилях?
— Ничего, — сказала она, — я извиняюсь, Бролос. Посторонняя мысль. Ну, несколько посторонних мыслей.
Все ожидали пояснений.
Она решила, что лучше помолчать.
Ветер
Онос Т’оолан заговорил: — Оршайны, бролды. Я отрекся от Джагутских Войн. Я не ищу битвы. Я не стану приглашать вас с собой, ведь я ищу возможности рассчитаться. Как и вы, я призван из праха и во прах желаю вернуться. Но вначале найду ту, что наказала меня воскресением. Гадающую по костям из Т’лан Имассов Логроса, Олар Этиль.
Улаг сказал: — Ты точно знаешь, что это она?
Онос Т’оолан склонил голову набок. — Улаг Тогтиль, после стольких лет ты еще веришь в точное знание?
— Мы не воевали с Джагутами, — бросила Ном Кала.
Гадающих Оршайна охватила волна холодного негодования. Ей было всё равно.
Онос Т’оолан произнес: — Улаг. Я не вижу среди твоих сородичей Вождя Войны клана Оршайн. Почему Инистрал Овен не вышел вперед?
— Он стыдится, первый Меч. — Потери при Красных Шпилях…
— Ном Кала, — сказал Онос, — у клана Бролда нет вождя?
— Только мы. Та война, которую мы вели против людей, не требовала вождя. Было ясно, что победы на поле брани нам не видать. Их слишком много.
— Тогда как вы сражались?
— Сохраняя историю, образ жизни. Мы таились, ибо таким образом могли выжить. Мы сохранили себя. Уже победа.
— И все же, — вставила Ильм Эбсинос, — в конце вы проиграли. Иначе не устроили бы Ритуал Телланна.
— Верно, — ответила она. — Больше негде было таиться.
Улаг сказал: — Первый Меч, мы всё же пойдем с тобой. Как и ты, мы желаем узнать цель возвращения.
— Если вы пойдете со мной, — возразил Онос, — попадете под власть желаний Олар Этили.
— Что может сделать ее неосторожной, — ответил Улаг.
Стоявшая среди прочих Имассов Рюсталле Эв слушала и наблюдала, воображая мир, полный смысла. Когда-то он был именно таким — для нее, для ее сородичей. Но всё изменилось очень давно. Может быть, Первый Меч сможет привязать их к своему исканию. Может быть, ответы облегчат бремя отчаяния. Появятся причины быть, поводы для противостояний. Однако пыль манит ее обещанием забвения. Тропа к концу всех концов широка и отлично утрамбована. Ей так хочется идти по ней!
Кальт Урманел сказал за спиной: — Смотрите на его меч. Смотрите: его кончик кусает землю. Онос Т’оолан не любит показных поз. Никогда не любил. Я помню, когда видел его в последний раз. Он победил бросившего вызов. Показал такое мастерство, что десять тысяч Имассов замолчали в восторге. А он стоял, словно потерпел
— Устал, — пробурчала Рюсталле.
— Да, но не от боя. Его утомляла необходимость драться, Рюсталле Эв.
Она обдумала его слова, кивнула. Кальт добавил: — За таким воином я готов идти.
— Да.
Она уселась на груду из трех сложенных полотняных палаток, сгорбилась под меховым плащом. Дрожь не отступала. Она следила за мерцающим концом трубки, плясавшим в пальцах словно светлячок. Атри-Цеда Араникт прислушивалась к звукам из малазанского лагеря. Приглушенный, усталые. Потрясение. Она отлично их понимала. Солдаты выходили из строя, шатаясь, будто ударенные. Падали без чувств, вставали на колени, блевали кровью. Паника пронизала ряды — что это, нападение?
Нет, ничего подобного.
Сломленные солдаты были, все до одного, магами. А врагом, слепым и равнодушным, была сила.
Тошнота отступала. Разум постепенно оживал, мысли блуждали пьяными гуляками, раскидывая кучи пепла — она вернулась назад, к первой встрече с Верховным Магом Беном Адэфоном Делатом. Какой она была жалкой. Мало было падения без чувств перед лицом Командора Брюса? Но она едва успела оправиться, когда он повел ее к Быстрому Бену.
Теперь, несколько недель спустя, лишь обрывки того разговора остались в памяти. Он казался отстраненным; но, когда земля закипела в руках Араникт, взгляд темных глаз стал стал острым, твердым. Глаза будто превратились в ониксы.
Он выругался. Она помнит то ругательство. «Худовы бешеные яйца в огне».
Она успела узнать, что Худ был богом смерти; если какой бог и заслужил быть предметом горьких ругательств, так именно он. Но тогда она восприняла слова Верховного Мага буквально.
«Огонь», подумала она. «Да, пламя в земле, в чаше моих ладоней».
Глаза ее уставились на Верховного Мага — она поразилась его прозорливости и мгновенно уверилась в его превосходстве. Ей не место в такой компании. Ее разум по большей части ползет улиткой, особенно по утрам, пока первая затяжка не пробуждает ее к жизни. Быстрота мысли (отсюда, подумала она тогда, и его прозвище) — сама по себе вид магии, тонкое волшебство, и ей остается лишь взирать на него с суеверным восхищением.
Столь высокое мнение способно существовать лишь в царстве таинств, но таинственное редко переживает слишком близкое знакомство. Верховный Маг послал официальный запрос, чтобы ее временно придали отряду кадровых магов. С той поры она услыхала от Бена Адэфона Делата множество ругательств и вынуждена была прийти к выводу, что его быстрота скорее относится к области не магии, а сумасбродства.
О, он действительно умен. Еще он имеет привычку говорить множеством разных голосов, играть с куклами — марионетками. Что до его излюбленных друзей…