Пыль Снов

Эриксон Стивен

— Я просто сказал что чувствовал, вот и всё. Как чесотка между лопатками, знаешь? И становится всё хуже с той поры, как случилось то, что… случилось.

— Скрипач сказал, ты все придумываешь…

— Нет не сказал. Он ничего не сказал — он мне даже в глаза не смотрит… ты же сам видел.

— Ну, может, он ничего и не говорил, но ведь тут и так все ясно.

— У меня странные сны, Гес.

— А?

— Что-то падает с неба. Я смотрю и вижу, что я прямо под ним, и нет пути к спасению. Не смогу убежать так быстро и так

далеко, ничего не могу — только смотреть, как оно всё ближе. — Он наклонился и хлопнул ладонью по земле, заставив Геслера подпрыгнуть. — Вот так. Думаешь, я просыпаюсь? Как бы ни так. Просто лежу, раздавленный, чувствуя его вес. Не могу ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Геслер бросил кольчугу и перевязь. — Встань, Буян. Идешь со мной.

— Куда?

— Идем, капрал — это приказ.

Геслер и Буян прошли весь лагерь, минуя костер за костром. Солдаты сидели, прижавшись к огню, и тихо бормотали. Они миновали лекарские пункты, где усталые целители работали над мозолями, опухшими коленями и тому подобным. Показался первый из загонов для лошадей. Дальше стояли три тяжелых фургона, огромная карета и штук пятнадцать палаток.

Геслер позвал: — Еж?

Из-за кареты кто-то вышел. — Геслер? Дезертируете из Охотников? Присоединяетесь к Сжигателям? Умные парни — легенды творятся здесь и нигде больше. Я вбил в солдат малость ума, но от тебя они тоже многому научатся. Факт.

— Хватит чепухи, — сказал Геслер. — Где твои красотки?

— Ах, Геслер, они завязали. Честно.

— Буди обеих. У Буяна нужда.

— У тебя тоже…

— Нет, обе для него. Когда я вернусь забрать капрала, у него трос должен до лодыжек растянуться. Хочу видеть блаженное одурение в голубых глазках и черные кудрявые волоски в бороде. Скажи милашкам, я утраиваю обычную плату.

— Чудно. Однако подумай над моими словами. Ну, насчет дезертирства.

— Капитан будет в ярости.

— Тогда насчет неофициального перевода.

— Кенеб никогда не позволит.

— Чудно. Просто иди с моими неделю-другую, как бы случайно поравнялся. А? Дашь им советы и так далее…

— Советы? — фыркнул Геслер. — Какие именно? «Не умирайте, солдаты». «При первом признаке угрозы — штаны подтянуть, ремень застегнуть». «Оружие должно быть к вам как паутиной привязано». Сойдет?

— Идеально!

— Еж, что ты тут делаешь, во имя Худа?

Сапер огляделся и ухватил Буяна за рукав. — Видишь те палатки, большие? Иди, капрал, скажи милашкам: это особый приказ.

Буян скорчил рожу Геслеру. Тот скорчил рожу в ответ.

— Никогда не катался с настоящими толстухами…

— Вовсе нет, — сказал Еж. — Положи одну снизу, вторую сверху — мягко как в подушках. Иди, Буян. Нам с Геслером потолковать нужно.

— Подушки, а?

— Да. Милые мягкие подушки. Следи за ногами, капрал. Давай.

Фалариец потрусил к палаткам. Еж снова подозрительно огляделся, поманил Геслера.

— Бутыл пользуется летучими

мышами, — прошептал Еж, когда они отошли от света. — Я одну проткнул почти насквозь, понимаешь? Он теперь хитрее.

— Что ты такого задумал, если он так интересуется?

— Ничего. Честно.

— Боги подлые, ты плохой врун.

— Если ты вышел из легенды, Гес, вокруг одно восхищение и подглядывание. Привыкаешь, и осторожность становится привычкой. Ладно, вот тут лучше.

Они зашли шагов на двенадцать за резную карету; Еж завел Геслера в круг камней, которые, вероятно, были остатками древней хижины.

— Бутыл и сюда дотянется, Еж…

— Нет, не дотянется. Ротный маг запечатал круг. Мы делаем так каждую ночь перед встречей команды.

— Встречей чего?

— Я, сержанты, капралы и Баведикт. Ежедневные доклады, понял? Чтобы оставаться в курсе.

— В курсе чего?

— Того. Слушай, ты слышал о том, что недавно случилось?

Геслер пожал плечами: — Кое-что. Врата, кто-то прошел в них. Кто-то, воняющий силой.

Еж начал было кивать, но тут же покачал головой. — Это ничего. Значит, появился кто-то опасный — значит, он здесь, в реальном мире. Любой в реальном мире может умереть от чертова гнилого зуба, от ножа и чего угодно. Я чистил сапог, а если бы не чистил, поцеловал бы наконечник стрелы. Стрела в глаз даже богу испортит весь день. Нет, по-настоящему интересное случилось до этого.

— Продолжай.

— Худ.

— Что с ним? О, да, вы же лучшие друзья — или злейшие враги? — как он воспринял твое возвращение, не скажешь?

— Наверное, без радости. Но теперь это не важно. Я победил.

— Победил в чем?

— Победил! Палач ушел, убит! Бог Смерти мертв! Голову отрубили! Тело без улыбки, а шарик катится вниз по холму, мигает, глаза закатывает, рот шевелится, макушка шляпы просит…

— Погоди, Еж! Кто… что… бессмыслица! Как…

— Не знаю как, и знать не хочу! Подробности? Насрать на них с разбега! Худ мертв! Ушел!

— Но кто занял Трон?

— Никто и все!

Правая рука Геслера зачесалась. Боги, как ему хочется врезать улыбающемуся дураку! Но нос Ежа сломан уже раз двенадцать — вряд ли он даже заметит. — О чем ты? — спросил он осторожно.

— О том, что их целая команда. Держат врата. Пока ничего не случилось. Все в тумане. Одно могу сказать — и Скрипа спроси, если хочешь, он то же самое скажет, если не соврет. Одно, Гес. Я их чувствую. И его особенно.

Геслер смотрел в блестящие глаза безумца. — Кого?

— Павших Сжигателей, Гес. И его, Вискиджека. Это он — я везде узнал бы хмурую улыбку, даже в полной темноте. Он на коне. Он во вратах, Геслер.

— Погоди! А кто прошел через врата?

— Нет, не надо о нем. У того одна мысль десять тысяч лет захватывает. Там совсем другие врата. Я насчет Вискиджека. Иди и умри, Гес, и кого ты встретишь у врат? Худа или Вискиджека?