Работа над ошибками
Шрифт:
– Сегодня не сдашь. По субботам они не работают. И завтра тоже. Тебе нужна выписка со счета в банке, а банк даст ее тебе в лучшем случае только в понедельник – послезавтра… Плюс билеты и бронирование, копии которых надо приложить к заявлению на выдачу визы…
– Все это будет! Будет сегодня. Ну, кроме выписки, наверное… Если в понедельник сдам документы, поможешь?
– Конечно! О чем речь? Только мне сразу позвони, я все устрою. Если сдашь все до обеда, гарантирую, что на рассмотрение они попадут на следующее утро, то есть во вторник. И к вечеру ты уже будешь знать о результатах… Может, даже получишь паспорт с визой на руки… Но, даже если все пройдет без проблем, рассчитывай
– Это было бы идеально…
– А что за срочность такая?
– Как с тобой поговорили, понял, что соскучился! Нафиг все – и переезд на отдельную квартиру, и работу… Хочу туда. Просто поехать, пожить в свое удовольствие…
– Надолго?
– Как получится… Не знаю, еще… Было бы неплохо сразу на полгода или на год.
– Ого! Я смотрю, ты серьезно все решил…
– А что, проблемы могут быть?
– Не знаю… Тебе никто приглашение сделать не может? Да, это оттянет все на день-другой с пересылкой экспресс-почтой, зато в выдаче визы точно не откажут! Один лишний день ожидания не стоит того? Ты подумай, это и с бронированием гостиницы вопрос снимет. А по факту потом сможешь найти жилье по душе и по карману… Как ты на это смотришь?
– А ты точно поможешь? – переспросил я. – В любом случае?
– Я же сказал, что помогу!
– О-кей… Я подумаю и перезвоню… Прости, что разбудил.
– Да без проблем. Звони в любое время!
– Спасибо.
Идея Вадима мне понравилась.
Первым делом я почему-то сразу подумал о Кайсе Энгстрём. Думаю, что она не отказала бы в помощи. Даже из вредности. Даже если была очень зла на меня. Только я сразу же отмел эту идею, потому что мне не хватило бы наглости просить ее о таком одолжении после моего безобразного поведения на борту самолета, которым нас эвакуировали из Газабуре. Даже при том, что не помнил о том, чего наговорил ей в самолете. К тому же я вспомнил, что так и не попрощался с ней и своими шведскими коллегами после приземления в Кано, что тоже выглядело крайне по-хамски. Особенно после того, как эти люди защищали меня на трапе самолета буквально под обстрелом боевиков «Боко-Харам» и отстояли мое право лететь с ними вопреки официальному предписанию и желанию пилота послать меня ко всем чертям, оставив погибать на раскаленных войной нигерийских задворках. И прежде, чем просить ее о чем-либо, я считал, что должен перед ней извиниться и поблагодарить.
Из всех остальных шведских коллег я не стал бы тревожить никого, кроме пожилого Олофа Хенрикссона. Вот только постигшее его семью несчастье – скончавшийся от передозировки сын-наркоман – говорило не в пользу такого выбора. Этого человека не стоило нагружать дополнительными проблемами.
Поэтому, вторым в моем списке был Андерс Хольм. Репортер, который, если мне не изменяла память, тоже собирался возвращаться в Стокгольм после нашей эвакуации в Кано и чей номер телефона когда-то был предусмотрительно записан в мою записную книжку, но почему-то не в телефон. С ним мы не были ни друзьями, ни коллегами. И познакомились всего пару месяцев назад. Несколько раз пересекались в общей компании, на посиделках в занюханных барах или в сутолоке палаточного лагеря миротворцев ООН и нашего полевого госпиталя. Но я был уверен, что этот татуированный лохматый бородач с серьгой в ухе мне не откажет в подобного рода просьбе. Хотя бы, потому что ему, как он сам любил выражаться, «такая движуха всегда была по приколу». И все же на этого человека у меня были совершенно иные планы, в случае если за последнюю неделю нелегкая не сорвала его с места и не занесла в какой-нибудь другой уголок планеты, раздираемый очередным конфликтом.
И
Проблема заключалась в том, что, покидая Стокгольм чуть более года назад, я с ними тоже не попрощался и после этого ни разу им не написал и не позвонил. Впрочем, от них тоже вестей не было. Но это и не удивительно, ведь, вернувшись тогда в Москву, я больше ни разу не пользовался шведской сим-картой и даже не помнил, куда она подевалась. Поэтому дозвониться мне никто из старых знакомых не мог, даже если пытался. А почти все шведские контакты, сохраненные в телефоне, канули в небытие вместе с этим же телефоном, когда его у меня украли к концу первой недели пребывания в Африке. Поэтому контакты Ивора и Аники мне стоило поискать в своей крохотной старой записной книжке в кожаном переплете. Эту книжицу я умудрился истрепать до состояния ветхой рукописи с вываливающимися измятыми и изорванными страницами, но, тем не менее, протащил с собой через нигерийский кошмар.
– Ну, что? – спросила мама, когда я, переступив порог квартиры, принялся стягивать с себя плащ.
Видимо, мое ковыряние ключом в замке ее разбудило, но было видно, что она тоже провела бессонную ночь. Если она и спала, то, скорее всего, урывками. И теперь стояла в накинутом на плечи халате посреди узкого коридора, потирая заспанные глаза.
– Что? – переспросил я, разуваясь, но, не выпуская из рук газету, которую протаскал всю ночь за пазухой.
– Ты говорил с отцом?
– То есть, в том, что я его нашел, у тебя сомнений нет…
– Ох… Он позвонил мне перед вылетом.
– Тогда ты прекрасно знаешь, что мы с ним говорили.
– Да, я знаю.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Потому что я не понимаю, что с тобой происходит, Володя. Ты вернулся из Швеции сам не свой. Словно потерянный… И злой… Говорил, что знать его больше не желаешь. Потом в эту Африку собрался и уехал, поругавшись с ним. Не звонил толком, ничего о себе не рассказывал, как ты там, а теперь снова вернулся на себя не похожим. И снова с отцом поругался…
– Сейчас мы с ним не ругались!
– А что же тогда произошло? Ты в бешенстве был вчера весь вечер и полночи. Сомневаюсь, что вы просто мирно побеседовали…
– Он жаловался тебе на меня?
– Нет. Ты знаешь, что он не умеет жаловаться…
– Правильно! Он не жалуется, он всегда занимает позицию учителя и каждым своим словом долбит, как указкой, по голове. И делает это назидательным тоном, ведь он всегда прав! И тебе наверняка в упрек ставил то, что ты меня не так воспитала. Я прав? Скажи мне! Ну? Разве нет?
– Володя…
– Что он тебе сказал?!
– Он позвонил, сказал, что вылетает через час с небольшим. Сказал, что разговаривал с тобой, и ты был не в себе. Сказал, что, возможно, ты не понимаешь сейчас, что делаешь и все наши с ним слова и уговоры – это пустая трата времени и сил. Но при этом твой отец попросил меня не мешать тебе, что бы ты ни задумал сделать. Пусть наломает дров, пусть набьет шишек, но перебесится и возьмется, наконец, за голову. Вот, что он сказал мне перед тем, как положить трубку.