Работа над ошибками
Шрифт:
Мама и без того была в шоке.
Она становилась все бледнее по мере того, как я продолжал свой рассказ, а под конец ее лицо совсем осунулось и помрачнело. Руки безвольно легли на колени. По-моему, она была в ужасе от всего услышанного. И пока я говорил, она не проронила ни звука.
– После тех событий Анатолий разочаровался во мне, как в сыне. Для него я предатель. Он и по сей день считает, что я слабак и тряпка. Что я не обладаю качествами, которыми должен быть наделен настоящий мужчина… Ну и ладно… Если скажешь ему, пусть это будет лишним подтверждением его правоты. Мне плевать. Я буду жить и поступать так, как сам считаю правильным, а не для того, чтобы оправдать его ожидания. Я не должен был всего этого тебе рассказывать,
– Не говори глупостей, Володя. Я знаю, что вырастила хорошего человека… Но мне сейчас страшно! И если раньше я не понимала абсолютно ничего и не знала, чего бояться, то теперь, после всего, что ты мне рассказал, этот страх приобрел вполне отчетливую форму. Я боюсь за твою жизнь! Наверное, даже сильнее, чем когда ты неделями пропадал без связи, находясь в своей Нигерии.
– Не думаю, что в Швеции будет опаснее, чем в Африке…
– Все равно… Эта девушка правда так важна для тебя?
– Да, мама. Я знаю, когда было сделано это фото – двенадцать дней назад. Я хочу узнать, где именно. Я хочу попытаться найти ее, чем бы эта затея мне ни грозила. И не смей даже пытаться меня отговаривать. Тебе это не удастся, мама. Еще никогда в жизни я не был настолько уверен в своем желании. Я все равно поеду.
– Конечно, поедешь… Плохо только, что отец в курсе твоей затеи… Раз уж ты с ним разговаривал на эту тему. Ты ведь за этим искал его тогда всю ночь… Плохо, что он знает о фотографии в газете…
– Да, я с ним говорил, но газету не показывал. Он понимает, что я сомневаюсь в гибели Элис, но не знает, что я уверен в обратном. И не думаю, что он пристально следит за шведской прессой, чтобы заметить, как лицо той, которую он мне когда-то представил погибшей, случайно мелькнуло на страницах в периодике.
Мама лишь грустно улыбнулась мне в ответ, взяла за руку и тихо сказала, глядя в глаза:
– От меня он ничего не узнает, Володя. Можешь не волноваться. И останавливать я тебя не собираюсь, хотя и отпускаю с тяжелым сердцем… Как будто в последний раз…
Я хотел сказать, чтобы она не говорила подобных глупостей, но именно в этот момент мой телефон разразился звонком.
Это был Вадим, который, наконец, сообщил, что все в порядке, и завтра я смогу получить свой паспорт с открытой на год визой. Еще через полчаса мне позвонили из визового центра и подтвердили то, что я уже услышал от Вадима.
К вопросу о причинах моей предстоящей поездки мы с мамой больше не возвращались. Впрочем, как мне казалось, все самое важное мы друг другу уже сказали, и былое напряжение будто рукой сняло.
В четверг паспорт с визой действительно ждал меня в визовом центре Швеции. Забрав его, я еще раз позвонил Вадиму и договорился о встрече. После обеда мы пересеклись в центре города, где выпили по чашке кофе, и я, не зная, как еще его отблагодарить, вручил ему бутылку дорогого коньяка, которую он еще не хотел брать. Потом вернулся домой и все оставшееся время пребывал в состоянии возбужденного предвкушения, которое даже ночью не дало мне сомкнуть глаз.
А в пятницу 30 сентября в 11:25 утра я вылетел прямым рейсом авиакомпании «Аэрофлот» из аэропорта Шереметьево по маршруту Москва – Стокгольм.
5
Швеция. Стокгольм.
В шведской столице было пасмурно.
Небо над аэропортом Арланда затянуло серой дождливой пеленой, но на работу воздушной гавани это никак не повлияло, и после двухчасового перелета самолет совершил посадку в 11:40 по местному времени.
Я быстро получил багаж – свою полупустую сумку, которую пришлось сдать в Москве из-за наличия в ней бритвенных принадлежностей, мужского маникюрного органайзера и швейцарского ножа, а потом без проблем прошел таможенный досмотр и паспортный контроль. Вот, что значит, быть уверенным в своем законном
Я шел, прихрамывая на правую ногу, но передвигался вполне сносно, отказавшись от своего подлокотного костыля еще в начале недели. Меня окружало множество снующих во всех направлениях людей, разноязычные голоса, объявления по громкой связи, указатели и реклама на шведском и английском языках – привычная непрекращающаяся суета крупного международного аэропорта. Постоянное движение людей и механизмов, которое заряжало энергией и духом авантюризма.
Первым делом я сверился с расписанием движения Шаттлов – автобусов, курсировавших между аэропортом и центром города, но понял, что один из них ушел буквально у меня из-под носа, а следующий надо было ждать около получаса. И тогда я отправился на подземную железнодорожную станцию, откуда в город уходили поезда «Арланда Экспресс», которые прибывали на Центральный железнодорожный вокзал Стокгольма.
Поезд уже стоял у платформы. Я поспешил купить билет в автоматическом терминале и едва успел запрыгнуть в ближайшие двери, которые сразу же захлопнулись за моей спиной. Плюхнулся на свободное место у окна, покрытого прозрачными бисеринками дождевых капель, и выдохнул, словно мысленно поставил на полях крестик – знак выполнения очередного этапа.
Задумался, и почувствовал, что меня преследует ощущение дежавю. Так уже было. С той лишь разницей, что в прошлый раз этим маршрутом следовал не Владимир Старостин, а Эрик Хансен. Но и я сейчас, и Эрик Хансен год с лишним назад, глядя на проносящийся за окном размытый в пасмурной дымке урбанистический пейзаж, думали об одном и том же человеке – об Элис Бергман. Только теперь я точно знал, что она жива. И у меня на руках было неоспоримое доказательство – газета с фотографией, которая лежала в моей сумке. Доказательство, которое меня вдохновляло, придавало сил и заставляло двигаться вперед – навстречу своему собственному желанию, а не под влиянием необходимости, навязанной извне.
Спустя двадцать минут поезд остановился у платформы на центральном вокзале и открыл двери, чтобы выпустить в город очередную порцию прибывших и увезти тех, кто решил навсегда или временно попрощаться со шведской столицей. Вместе с плотным людским потоком я поплыл в направлении станции метро Т-Сентрален, где мне предстояло сесть на один из серебристых поездов с раздвижными дверями синего цвета, обслуживающих маршруты Т-13 и Т-14 красной ветки столичной подземки.
Ирония судьбы или закономерность? Может быть, я, выбирая себе гостиницу, подсознательно искал место поближе к адресу, с которым связано столько воспоминаний. По большей части не очень хороших. Кроме одного – там, на улице Бастугатан в доме под номером 31, Элис Бергман однажды уже воскресла из мертвых. Пусть, всего на несколько часов и уже не в качестве милой девушки, с которой можно было планировать совместное будущее, но это событие тогда невероятно перевернуло всю мою прежнюю жизнь. Я узнал ее, как очень жесткую и беспринципную особу, готовую даже убить ради дела или собственной безопасности. И, тем не менее, я все же верил, что в ней оставалось место для порядочности, сочувствия и человечности. Иначе, в тот самый день я не отделался бы, просто получив коленом в промежность, а схлопотал пулю в затылок, сидя за рулем машины на нижнем уровне подземной парковки торгового центра.
Не знаю, почему она тогда оставила меня в живых. Может быть, потому что в тот же день я тоже помог ей спастись от преследователей. Но чем чаще я об этом думал, тем отчетливее понимал: в тот момент я не торговался с ней за свою жизнь, а просто хотел помочь, потому что мне была невыносима мысль о том, что кто-то причинит ей вред. Вот и Элис отплатила мне тем же – не стала отнимать жизнь, отблагодарив за помощь, но врезала промеж ног и бросила, отомстив за то, что до этого водил ее за нос, представляясь другим человеком.