Рабы Парижа
Шрифт:
Тантен прервал его рассуждения.
— Это все, что ты хотел сказать?
— Имейте терпение, — возразил ему Шупен, — самое интересное я оставил на закуску. Я должен вам сообщить, что за Каролиной следим не только мы!
На этот раз Тото остался доволен. Тантен подскочил в кресле так, что с его головы свалилась шляпа.
— Не одни! — вскричал он, — что ты болтаешь!
— Я болтаю, сударь, то, что видел! Вот уже три дня, как за нашей дичью охотится какой-то верзила с арфой на спине!
Старый Тантен погрузился в размышления.
— Верзила, — бормотал он, — музыкант… хм… если я не ошибаюсь, так это шутки Перпиньяна. Увидим…
Затем снова обратился к Тото:
— Брось Каролину и следи за арфистом. Но прежде всего — будь осторожен. Ступай, ты заслужил сто франков.
Тото вышел. Тантен печально опустил голову.
— Необыкновенно умен и сметлив, — прошептал он, — беда, если он изменит нам.
Бомаршеф уже открыл рот, чтобы попросить Тантена принять гостей, пока он переоденется, но тот остановил его:
— Несмотря на то, что директор не любит, когда его беспокоят, — проговорил он, — я отправлюсь к нему. И когда эти господа соберутся, веди их к нам, потому что, видите ли, Бомар, когда плоды созрели, их необходимо сорвать, иначе они опадут…
Доктор Ортебиз первым пришел на собрание, назначенное Маскаро и его товарищами.
Встать раньше десяти часов для него было трагедией, но когда речь шла о деле, он был пунктуален.
Вскоре комната, к величайшей радости Бомаршефа, наполнилась людьми. Во-первых, никто не обращал внимания на его костюм, во-вторых, доктор не приставал к нему с обычным: "Бомар, вы слишком часто прикладываетесь к рюмке…"
— Маскаро у себя, — сказал отставной кавалерист доктору, — он ждет вас с нетерпением. У него — Тантен.
Ортебиз скорчил кислую гримасу и проговорил серьезным голосом:
— Отлично! Я буду очень рад видеть Тантена!
Но, войдя в кабинет, он застал там лишь одного Маскаро, разбиравшего бумаги.
— Здравствуй, — приветствовал он друга, — что нового?
— Ничего.
— Ты не видал Поля?
— Нет.
— Придет ли он, по крайней мере?
— Да.
Почтенный коммерсант был лаконичнее, чем обычно.
— Что с тобой, черт возьми! — сказал доктор, — ты очень мрачен, уж здоров ли ты?
— Я серьезен, это естественно накануне решительной битвы.
Но, честно говоря, у Маскаро было достаточно оснований для грусти, которые он постарался скрыть от своего друга.
Его беспокоил Тото-Шупен. Ничтожная песчинка — и самая крепкая стальная ось может сломаться! Тото был песчинкой, которая, попав в колесо, могла остановить весь ход машины. Маскаро искал средство обезопасить себя от него.
— Ба! — вскричал доктор, любуясь своим медальоном, — дела наши идут, как по маслу! Чего ты боишься? Сопротивления Поля?
Маскаро презрительно пожал плечами.
— Я так мало опасаюсь его, что пригласил на сегодняшнее заседание. Его так же легко привлечь на нашу сторону, как больного заставить принять лекарство.
— Черт возьми! Но вдруг он струсит и сбежит, а ведь он посвящен в нашу тайну!
— Он не сбежит, во всяком случае не дальше, чем жук, привязанный за лапку, — произнес Маскаро. — Плохо же ты знаешь эти мягкие натуры. Его можно сравнить с перчаткой, надетой на твердую руку, которая и под лайкой сохраняет свою силу.
— Аминь, — заключил доктор.
— Если мы и встретим сопротивление, так скорее со стороны Катена. Он, пожалуй, сделает вид, что согласен с нами, но…
— Катена, — вскричал Ортебиз, — но ты, кажется, хотел действовать без него?
— Да, я так действительно хотел.
— Ну и почему же ты изменил решение?
— Убедился, что мы не можем обойтись без его помощи.
Он вдруг прислушался:
— Слышишь?
В коридоре послышался голос.
— Это он, — проговорил Ортебиз.
Дверь отворилась. Это был действительно Катен.
Достаточно было одного взгляда на него, чтобы сказать, что он вне подозрений.
Взглянув в это умное, доброе лицо каждый, не колеблясь, вверил бы ему свои деньги.
Всем своим видом он располагал к себе.
Голос его был мягок и приятен. Он отличался подвижностью, которая скорее притягивала, чем отталкивала.
Это был уважаемый парижский адвокат, который, однако, в суде выступал довольно редко.
Его специальность ежегодно приносила ему тридцать тысяч франков.
Все разбираемые им споры он оканчивал миром, стараясь не доводить их до Верховного суда по той простой причине, что защита его клиентов там могла бы оказаться весьма проблематичной и скорее окончилась бы поражением. Скорее всего они были бы сосланы и во всяком случае обесчещены.
Ежедневно распутывал он подобные истории и устранял пагубные последствия для своих клиентов.
Противники нападают друг на друга, представляют суду доказательства, публика мечтает о скандале, ждет… и — ничего!
Противники, хорошенько поразмыслив и ужаснувшись своих же действий, идут к Катену и… дело улажено.
Какое множество воров и разбойников довел он до раскаяния!
Он мирил убийц, споривших о добыче и готовых начать процесс в высшем суде.
И ошибкой было бы назвать его поступки бесчестными.