Рабы Парижа
Шрифт:
— Получая тридцать пять су в неделю, половину заработка ремесленника, я должен был вбивать в головы своих учеников знание алгебры и геометрии, а их родители смеялись над моей худобой и поношенным платьем…
Тридцать пять су! На них надо было накормить трех человек, да еще у меня была возлюбленная, которую я любил до безумия, а она умирала от чахотки…
Кто бы мог подумать, что это говорит человек по имени Батист Маскаро!
— Я буду краток, — продолжал он, — однажды у нас не было ни сантима, а Ортебиз объявил мне, что моя
— Хорошо же!… — сказал я, — ждите меня, друзья, я сумею достать денег!
…Не зная еще, что делать, я выскочил на улицу в совершеннейшем бешенстве. Я не знал — стать ли мне с протянутой рукой или задушить кого-нибудь из-за кошелька. Я бежал по набережной Сены и вдруг, как молния, меня озарила мысль…
Я вспомнил, что сегодня среда, день, когда воспитанники политехнической школы отпускаются по домам. Я подумал, что если я пойду в Пале-Рояль и там зайду в кафе Лемблена… Там я смогу встретить кого-нибудь из своих бывших учеников, которые не откажутся занять мне монету в сто су… Сто су! Это совсем немного, не правда ли, маркиз?… Увы!… В тот день от этих ста су зависела моя жизнь. Жизнь моих друзей и моей возлюбленной… Были ли вы когда-нибудь голодны, маркиз?
Круазеноа вздрогнул. Нет, он никогда не испытывал голода. Но знал ли он, что ожидает его в будущем, его, у которого нет средств, и завтра он может с высоты своего кажущегося величия упасть прямо на мостовые Парижа, в грязь…
— Когда я пришел в кафе Лемблена, — продолжал Маскаро, — то не увидел там никого из своих знакомых. Слуга, к которому я обратился, сперва презрительно оглядел меня с ног до головы…Моя одежда состояла из лохмотьев… Но потом, узнав, что я — репетитор, он ответил мне, что эти господа уже здесь были и, вероятно, скоро вернутся. Он спросил, что мне подать, я ответил, что мне ничего не надо, и сел в уголке…
С тех пор, как я вышел из дому, голова моя горела огнем, теперь же я почувствовал небольшое облегчение. У меня появилась надежда. Я прождал минут пятнадцать, как вдруг в кафе вошел человек, лицо которого мне никогда не забыть. Он был бледен, как полотно. Черты лица искажены. С блуждающими глазами и полуоткрытым ртом он был похож на умирающего.
У него было какое-то горе, это было видно сразу.
Но он был богат.
Когда он опустился на диван, к нему подбежали слуги, спрашивая, чего бы он хотел.,
Хриплым голосом, едва шевеля губами, он приказал:
— Бутылку водки и перо с бумагой!
История, которую рассказывал Маскаро, явно не могла быть им выдумана, слишком он волновался. Маскаро остановился. Никто не произнес ни слова…
Даже бравый, всегда улыбающийся Ортебиз, сидел, нахмурившись.
— Вид этого человека, — продолжал Маскаро, — утешил меня. Так уж мы устроены, что несчастье другого человека как бы уменьшает наше собственное. Для меня было ясно, что незнакомец нестерпимо страдал и внутренне я
Мучения испытывают не только отверженные! Им подвержены богачи!
Между тем ему принесли водку, бумагу и чернила.
Незнакомец налил большой стакан водки и выпил, как воду.
Результат был поистине жутким. Он весь побагровел и, казалось, потерял сознание.
Я наблюдал за ним с каким-то странным чувством. Мне казалось, что между нами возникала какая-то тайная связь. Я вдруг почувствовал, что этот человек станет мне полезен, но вместе с тем я почему-то испугался этого. Я уже собирался уйти, но меня мучило любопытство.
Наконец, незнакомец пришел в себя.
Он схватил перо, написал несколько строк, потом, видимо, остался недоволен написанным, вынул из кармана огниво и сжег лист.
Второе письмо также его не устраивало, как и первое. В сердцах он смял его и положил в карман жилетки.
Третье письмо он начал писать, сначала приготовив черновик. Я наблюдал, как он то мучительно задумывался, то зачеркивал написанное. Было ясно: он не осознает, что с ним и где он. Размахивая руками, он произносил какие-то глухие, отрывочные фразы, будто он был наедине с собой и никто его не мог слышать.
Прочитав еще раз написанное, он остался им доволен. Еще раз переписал и разорвал черновик в мелкие клочья, которые бросил под стол.
Аккуратно запечатав письмо, он позвал слугу:
— Вот вам двадцать франков, — сказал он, — отнесите это письмо по адресу. Ответ принесете мне домой. Вот моя карточка. Поторопитесь…
Слуга быстро скрылся, а незнакомец сразу же поднялся и, расплатившись, ушел.
Что же за драма разворачивалась передо мной? Должно быть, одна из тех мрачных интриг, что потрясают домашнюю жизнь. Этот человек — вероятно, обманутый муж, разорившийся игрок или несчастный отец, которого обесчестил любимый сын.
Меня смущали эти клочки бумаги, что он бросил под стол. Я очень хотел их поднять и узнать, что в них.
Однако я уже говорил вам, что я человек чести, и все мое естество противилось этому.
Наверное, я победил бы это искушение, если бы не появление одного из тех ничтожных существ, которые иногда решают нашу судьбу…
Слуги сновали взад и вперед, из открывшихся дверей потянуло сквозняком. Это вошел один из них. Я решился. Подняв узкую полоску бумаги, прочел слова: "Застрелюсь."
Значит, я не ошибся? Передо мной предстала ужасная загадка, и от меня зависело ее разгадать! Впервые я не мог преодолеть свое навязчивое, гадкое любопытство. Я будто попал в руки неведомой силы и более уже не думал, что делаю…
Слуги не обращали на меня ни малейшего внимания, и я развернул еще два обрывка. На первом было всего два слова: "Стыда и ужаса", на втором: "Сто тысяч франков".
Я замер. Меня мучила жажда узнать секрет. И вот я его почти знаю. Ведь эти три фразы, вернее, обрывки фраз, говорили все!