Рабы Парижа
Шрифт:
Подобрав все клочки и составив их воедино, я прочел эту коротенькую записку:
"Шарль, сегодня вечером мне нужны, необходимы сто тысяч франков. Только у тебя я могу их просить, чтобы избежать стыда и ужаса. Можешь ли ты собрать эту сумму через два часа? Смотря по тому, каков будет ответ, я спасен или застрелюсь".
Вы, верно, удивляетесь моей хорошей памяти, маркиз, однако вы должны знать: есть вещи, которые не забываются! Сейчас я будто вижу этот черновик, я могу указать в нем все запятые и все зачеркнутые слова…
Несколько строчек и подпись одного богатого промышленника, весьма известного, почти
Маскаро на минуту остановился: слишком тягостны были для него эти давнишние воспоминания. Никто не осмелился сказать хотя бы слово. Блестящий Круазеноа бросил свою сигару…
— Должен вам сказать, — продолжал Маскаро, — мое открытие меня очень заинтересовало. Я уже не думал о собственном горе, я думал о горе этого незнакомца. Не испытываем ли мы с ним нечто сходное: он страдал из-за ста тысяч франков, я — из-за ста су!
Адская мысль пришла мне в голову. А нельзя ли извлечь выгоду из украденного мною секрета? Мысль вдохновила меня. Поднявшись, я спросил "Парижский адрес-календарь". Выписав адрес промышленника, я ушел. Несчастный жил на улице Шоссе-д' Антен.
С полчаса ходил я мимо прекрасного дома, где он жил. Меня не покидала мысль: что с ним?
Наконец, я решился войти. Слуга в ливрее грубо ответил мне, что господин не примет меня. Сейчас он обедает со своим семейством.
— Ах, если так! — закричал я, — то скажите своему господину, что некий бедняк принес ему тот черновик, что он писал в кафе Лемблена! — Я был так возмущен, что говорил очень резко, и лакей тотчас же повиновался.
Однако он вскоре вернулся и испуганно сказал мне:
— Поторопитесь — господин вас ждет.
Я вошел в обширный кабинет и увидел промышленника с бледным, искаженным лицом. Я растерялся.
— Вы подняли тот черновик, что я разорвал? — спросил он.
Я кивнул и показал лист бумаги, где были наклеены собранные клочки.
— Что вы хотите за это письмо? — произнес он, — я предлагаю вам тысячу франков.
— Клянусь, господа, я вовсе не намерен был продавать этот секрет, мои желания были скромнее. Я хотел сказать этому человеку: "Иной на моем месте, найдя письмо, употребил бы его во зло. Я же возвращаю его вам. Услуга за услугу: одолжите мне пятьдесят — сто франков…"
Однако увидев, как он смотрит на меня, я пришел в ярость и сказал:
Хочу две тысячи франков!
Он открыл ящик и вынул из огромной пачки банковских билетов два. Скомкав их, он бросил их мне прямо в лицо,сказав:
— Возьми, несчастный!
Поль и Круазеноа были настолько потрясены, будто каждый из них получил по кинжалу для совершения убийства.
— Передать вам не могу, — продолжал Маскаро, — что я почувствовал, получив столь незаслуженное оскорбление. Я был способен в эту минуту совершить преступление. Этот человек, что стоял передо мной, в тот миг видел смерть, как никогда, близко. Рядом на бюро лежал каталонский нож, я схватил его и хотел зарезать обидчика.
Однако, вспомнив свою возлюбленную, умирающую от чахотки, я остановился. Бросив на пол нож, я вышел…
В этот проклятый дом я входил бедным, но полным гордости, я входил честным… но вышел обесчещенным!
Присутствующие, за исключением Поля,
— Когда я выбежал на улицу, — продолжал Маскаро, — то конвульсивно сжимал два банковских билета, которые все-таки поднял… Мне казалось, что у меня в руках раскаленное железо. Поспешил к меняле, который, наверное, принял меня за сумасшедшего или за убийцу. Наверное, он не задержал меня потому, что побоялся. Вместо двух билетов он дал мне два мешка серебра — по тысяче франков в каждом. С этой ношей я возвратился в нашу бедную квартиру. Ортебиз и Катен ждали меня с огромным нетерпением. Помните ли вы это, друзья мои? Чувствовали вы, как я страдал?
— Вы бросились ко мне, но я грубо оттолкнул вас.
— Отстаньте, — закричал я, — я ничтожество, но нуждаться мы больше не будем!
Я бросил мешки на пол, один из них развязался, серебро высыпалось, и монеты покатились по полу.
Друзья смотрели на меня с ужасом. Им казалось, что я пошел на преступление.
Я успокоил их:
— Нет. Это не преступление. Закон к этому не имеет никакого отношения. Но эти деньги — цена моей чести.
Мы не спали всю ночь.
И когда день застал нас за столом, уставленным бутылками и едой, мы — жалкие, разбитые этой жизнью, объявили обществу войну, поклялись всеми средствами добиться богатства, не отступая ни перед чем. И эту клятву мы сдержали…
Если Маскаро хотел вызвать чувство ужаса у Поля и Круазеноа, то план его вполне удался. Они были раздавлены.
Ортебиз и Катен, которые считали, что хорошо знают своего друга, беспокойно и удивленно поглядывали друг на друга. Они никак не могли понять: говорит он от чистого сердца или разыгрывает комедию, смысл которой им не был ясен.
Да, всегда было непросто понять Маскаро.
Сам он нисколько не заботился о том, какое впечатление произвел на своих слушателей. Лицо его приняло обычное спокойное выражение. Он поправил очки.
— Надеюсь, маркиз, вы не рассердились за это предисловие? Это была, так сказать, сторона романтическая, теперь перейдем к практической…
— Итак, в ту ночь мои товарищи и я решили отказаться от той морали, которая, как утверждают, правит жизнью. План наш основывался на том, что в нашем утонченном обществе нет ни одной семьи, у которой не было бы своей тайны — смешной или печальной. Теперь представьте себе человека, владеющего этими секретами!
И вот я сказал себе, что стану этим человеком.
Круазеноа был знаком с Маскаро несколько месяцев, но никогда не задумывался, чем тот занимается.
— Но это же… шантаж, торговля чужими тайнами, — прошептал он.
Маскаро иронически улыбнулся.
— Совершенно верно, — ответил он. — И ничего нового тут нет. Торговля чужими тайнами стара, как мир, ее породивший. И если все, что старо, достойно уважения, значит и шантаж тоже!
Как вы думаете, чем жил "божественный Аретен"? Этот непристойный поэт, который величал себя "бичом королей"? Он получал деньги за неразглашение королевских тайн! Но все со временем становятся демократами, маркиз. И мы довольствуемся получением подобной платы с народа, конечно, только с богатых людей.