Рабы
Шрифт:
— Нет. У индусов лица смуглы, брови и глаза черны, а у этих лица белы, брови тонки и редки, а глаза серые.
Один из этих гостей, наклонившись к жаровне, чтобы бросить окурок, взглянул на дверь и под дверью увидел внимательные глаза бедняков.
Лицо гостя омрачилось.
Он поднял голову и, притянув к себе человека со спустившейся на шею чалмой, что-то шепнул ему. Тот прервал свой рассказ про одну из лошадей эмира, подозвал хозяина, выражая на лице полное одобрение.
Бай, резко вскочив со своего места, подбежал к нему и подставил свое волосатое ухо к его круглым
— Что вы здесь делаете? Как только соберутся гости, вы слетаетесь сюда, как вороны на падаль. Вам давно пора спать у себя дома.
Бедняки, толкаясь у двери, пошли во двор. Один из батраков сказал:
— Если бай сравнил нас с воронами, то гостей своих он уподобил падали!
Другой добавил:
— Если гости его — падаль, то сам хозяин — стервятник!
— А может быть, и наоборот: бай — падаль, а его гости — стервятники.
Слуги хотели было остаться в прихожей, но хозяин выпроводил и слуг.
— Идите и вы. Пойдите лучше задайте корму скотине. А если дела нет, ложитесь спать. Завтра надо раньше подняться, возить навоз на поля. Да ворота не забудьте запереть на замок. А чай подавать и так, на всякий случай, пускай здесь останутся Сафар-Гулам и Эргаш.
Все вышли из прихожей, лишь Сафар-Гулам остался сидеть на полу, опершись о стену, а Эргаш устало смотрел в комнату через его плечо. Они сидели в темном углу так, чтобы свет из комнаты не падал на них, стараясь не попасть в глаза.
Когда хозяин вернулся, его снова подозвал гость. Хозяин опять услужливо выслушал высокого гостя и закивал неповоротливой головой:
— Уже готово!
Он снова вышел, прошел через прихожую и открыл дверь в другую комнату, где одиноко горела сорокалинейная лампа. Минуты через две после того, как бай вышел, оба незнакомца, вместе с человеком, конец чалмы которого спустился на плечо, поднялись.
Вслед за хозяином в прихожую вышли оба странных гостя и человек со спущенной чалмой.
Казий тоже выскочил было за ними, протягивая им руку, как для прощания.
— Э, куда же вы уходите?
Оба гостя с усмешкой ответили ему рукопожатием, один из них добавил:
— Сейчас вернемся. Только скажем два слова диванбеги. [107] Казий вернулся и сел на свое место.
Бай, прижав руку к сердцу, указал на комнату с одинокой лампой.
— Пожалуйте вот сюда!
Едва они вошли и закрыли за собой дверь, один из гостей сказал недовольным голосом:
107
Диванбеги — четырнадцатый в восходящем порядке чин в Бухарском эмирате; диванбеги ведал эмирской казной.
— Вот что, господин диванбеги Хаджи Латиф, незачем позволять босякам-крестьянам сидеть возле таких собраний. Среди них легко могут укрываться лазутчики большевиков.
— Полагаю, что это все свои люди, иначе бай не пустил бы их к себе во двор. Во всяком случае, он выгнал их из прихожей, — сказал диванбеги извиняющимся
— Я в прихожей заметил еще двух подозрительных людей, — сказал незнакомец.
Диванбеги Хаджи Латиф приоткрыл дверь и подозвал стоявшего за дверью хозяина, плотно заперев за ним двери, и пробормотал:
— Я ведь сказал, чтобы из прихожей выгнали посторонних людей, а там еще сидят двое подозрительных.
— Я всех выгнал. Это у нас работники. Они остались, чтобы присмотреть за чаем, исполнять поручения. — И прибавил: — Не только у меня в доме, а и во всей деревне, да, думаю, и во всем тумене подозрительных людей не осталось. Если кто покажется, его сразу хватают. Все четверо наших владык бдительны и неусыпны. Как раз сегодня ночью схватили несколько человек. Они сейчас у меня заперты на конюшне.
— Завтра утром отошлем их в Бухару! — одобрительно кивнул Хаджи Латиф и вернулся в комнату.
Второй незнакомец, до тех пор молчавший, нетерпеливо сказал:
— Ну, хорошо! Поговорим о другом.
— Слушаю-с! — ответил первый, а взглянув на Хаджи Лати-фа, спросил:
— Кто начнет говорить?
— Думаю, что после того, как я передам народу привет его высочества эмира нашего и представлю собравшимся вас, сами все и скажете. У нас говорят: «Дорого слово из уст Лукмана». [108]
108
Лукман — легендарный врачеватель и мудрец.
— Ну хорошо! — согласился второй гость. Диванбеги сказал:
— Я забыл ваше имя, простите меня! Второй незнакомец улыбнулся:
— Николай Петрович.
— О, очень хорошее у вас имя, Николай Петрович, — тезка его величества государя императора. Но у вас было другое имя, покороче?
— Петров, — ответил гость и подмигнул своему спутнику. Шепотом Хаджи Латиф повторил:
— Петров… Петров… и это хорошее имя. Короткое! Это нам легче запомнить.
Второй гость, хотя его и не спрашивал диванбеги, сказала.
— Мое имя — Александр Александрович Котов. — И прибавил — По-мусульмански: Александр — Искандер. Так нам объяснял наш учитель господин Остроумов в Ташкентской семинарии.
— И у вас отличное имя. Вполне мусульманское имя! Его никак нельзя забыть. Вы тезка Александра Двурогого, [109] а ваш товарищ — тезка императора. Это хорошая примета.
— Так. А теперь вернемся в гостиную, — решил Петров и, не дожидаясь ответа, пошел в большую комнату.
109
Александр Двурогий — Александр Македонский. О том, почему ему на Востоке было дано прозвище Двурогий, существует несколько версий. По одной из них, Александр в Египте удостоился высшего духовного чина верховного жреца бога Амона. Головной убор верховного жреца украшали два рога.