Рабыня
Шрифт:
Вообще все ее рассказы о жестокостях абажей вызвали у жителей деревни большое сочувствие. Фцук поняла, что они недолюбливают озерцев, и сами имеют на них немалый зуб. Рассказав о том, как выбралась из дома Отто, девушка перешла к описанию плавания "Бабочки", то ее прервал Варакша.
– Вот и все, - сказал он.
– Итак, она беглая рабыня, а абажи таких вещей не забывают. У нас нет постоянного места жительства, ньяна вынуждены скрываться. Значит, рано или поздно абажи увидят ее и могут похитить опять.
– Думаю, ты боишься не этого, - усмехнулся рыжий мужчина.
– Просто
– Ладно тебе, Вулко, не расходись, - попросил Мокша.
– Все понятно, девушке хотелось бы помочь. Но ведь мы себе не хозяева, при жуках живем. Если будем брать всех и каждого, то они нас самих в степь выгонят!
– Попросить надо… - тихо сказала Власа за его спиной.
– Попросить! И что же ты им скажешь?
– Мокша повернулся к хозяйке.
– Стоишь тут, всхлипываешь мне в ухо, а жукам что сказать? Они не люди, им жалость неведома. Вот приведем мы с отцом к ним девушку, скажем: хотим ее взять. Шестиногие спросят: зачем она нам? Что отвечать?
За столом воцарилась тишина. Варакша подмигнул девушке, но выглядел встревоженным. Власа вздохнула громок, потом открыла какой-то шкафчик и поставила на стол кувшин.
– Ешьте, что ж вы не едите-то совсем?
Фцук послушно взяла кусочек мяса, вскоре к ней подвинули стакан. Сперва тихо, будто бы неохотно, потом все живее деревенские стали обсуждать положение. Поселянка заметила, что никто не предложил прогнать ее, и ей стало чуть теплее.
– А давайте скажем, что у нее руки особенные!
– вдруг предложил рыжий Вулко.
– Вот дней пять назад полыхнуло в мастерской. Жуки прибежали разбираться, я и говорю: конечно полыхнет, если у Михея руки из задницы растут! Так шестиноги тут же го вызвали, перевязанного дурака, и рассмотрели. Ты, говорят мне, врешь, не растут у него руки из задницы. А я объясняю: это так говорится, а для работы в мастерской, чтобы значит порошки на огне топить, руки нужны особенные, у Михея таких нет. И тогда только разрешили дурака больше не пускать к серьезной работе. Пускай вон муравьев пасет…
– А при чем здесь Фцук?
– не понял Мокша.
– Так скажем, что у нее руки именно такие, как надо, да еще и особенные. Скажем, что…
– Не болтай чепухи!
– закричали на него деревенские.
– Шестиноги женщин запретили к работе приспосабливать, раз и навсегда. А все из-за Милны, которую на куски с тремя усатыми разорвало…
– Да не взять ли вам ее в щекотливую команду?
– вдруг предложила Власа.
– А то ведь ни до чего не договоритесь, а жуки прибегут, да и разгонят всех.
– Это что такое?
– опешил Варакша.
– Это?..
– Мокша почесал затылок.
– Это наша хозяйка, Власа, дура дурой.
– Молчи!
– Власа отвесила ему подзатыльник.
– Понимаешь, гость дорогой, жуки ведь свои чувства имеют. И любят они, гады, чтобы их щекотали.
– Как это?..
– Варакша и матрос переглянулись. Для обоих ньяна это было большой новостью.
– Я расскажу, - потребовал Мокша.
– Шестиноги, они ведь глухие, так? Но если рядом стук какой, а еще лучше грохот, то они его чуют издалека, и иногда им это нравится, а иногда нет. Меж собой они говорят тоже через стук,
– Нет. Я думал, они друг другу на усы смотрят, - сказал ньяна.
– Как усы сложились, такое и слово. Разве не так?
– И так тоже, но если постукивать, то лучше получается. Вот, знай. И что мы с ними умеем так говорить, тоже знай. Но все люди постукивают их как-то по разному. Мы и понятия не имеем, в чем дело, а усачи разбираются. И есть такие люди, от которых жуки будто засыпают и млеют, понимаешь?
– Мокша даже покраснел.
– Даже говорить с ними не обязательно, и куда стучать - все равно. Мужик стучит пальцами, или женщина - тоже все равно. Только жук может определить, кто ему нравится, а кто нет. Вот куда ее Власа хочет пристроить… Но как без жука-то узнать, какие у нее руки?!
– Я уверен, что руки у нее замечательные, - вдруг сказал Варакша и Фцук испуганно подпрыгнула на лавке.
– Сами посудите: идет топиться, попадает на корабль! Ей везет, а это главное.
– Везет, говоришь?
– Мокша с сомнением посмотрел на украшавшие лицо девушки ссадины.
– Да сводите вы ее к жукам, они и скажут, берут ее или нет!
– сказал Вулко.
– Вон, к муравейнику сегодня три шестинога собирались, я им рыбу понесу. Могу с собой взять.
– А куда бы мне по нужде отойти?
– спросил Варакша, который наконец понял смысл подмигиваний Власы.
– Я покажу!
– облегченно сказала хозяйка и вывела гостя из комнаты.
Прямо в сенях она остановила его.
– Оставляй ее, оставляй и плыви к себе на корабль! Видишь, Вулко уже готов ее отвести к шестиногам.
– А если не понравится она им?
– Ты меня слушай!
– перебила его Власа.
– Жукам не нравится, когда здесь чужие, вот ты и уплывай, скажи: вечером вернусь. А сам не возвращайся. Не понравится девка жукам - вернут ее мужики обратно, а корабля твоего и нет. Куда деть? В степь не выгонят, не бойся. Поселится тут, приживется, замуж выдадим… Не волнуйся.
– Да я не волнуюсь, - задумался Варакша.
– Только разве Мокша не догадается?
– Не догадается, потому что ты не сам уйдешь, я тебя выгоню.
Ньяна не успел спросить, что это означает, потому что Власа открыла дверь и втолкнула его обратно в комнату. Фцук сидела бледная, глядя в тарелку, матрос откровенно скучал, а деревенские во всю обсуждали, вести ли девушку к жукам.
– Да отведите, жалко что ли, - тихо сказала Власа Мокше.
– Можно и отвести, - согласился тот.
– Скажем, что Фцук нам наговорила, что у нее руки золотые, вот и решили попробовать. А там - как получится. Не понравится жукам, вернем обратно.
– Только я у себя этих не оставлю, - хозяйка кивнула на ньяна.
– И без того муж не слишком шестиногам угождает, а тут еще и чужаки в доме. Не надо нам их в деревне держать, пусть уходят.
– Да что сделается?
– заспорил Мокша.
– Посидят тихонько. Корабли у них к тому берегу причалили, а лодочка маленькая, жуки не заметят.
– Нет, и не проси!
– повысила голос Власа.
– Кого хочешь в деревне спроси, все скажут: ни к чему нам шестиногов злить! Потом не допросимся, чтобы бегунцов пожгли!