Ради тебя одной
Шрифт:
Водитель выскочил со своего места, обежал машину и широко распахнул заднюю дверцу. Из подскочившего черного джипа – восьмицилиндрового «Лендкрузера» – выскочили четыре охранника и, настороженно озираясь, перекрыли все секторы.
Кряхтя и постанывая, но не прибегая к помощи водителя, из салона «Мерседеса» выбрался не такой уж старый, но толстый и обрюзгший мужчина. Его лицо имело сходство с жабьей мордой, усугублявшееся обвисшими щеками и, главное, холодным, немигающим взглядом, постоянно вперенным в
– Здравствуйте, Анатолий Алексеевич! – бросился к нему Блондин. Тот брезгливо отстранился и прошествовал в помещение. Блондин сглотнул слюну. Сегодняшний визит Жабы ничего хорошего не предвещал.
– Убери своих ублюдков, – коротко сказал гость, подходя к лестнице.
– Куда? – не понял Блондин.
– На х… – доходчиво объяснил Анатолий Алексеевич. – Здесь будут мои люди. Твои охраняли тебя ночью.
У Блондина даже и мысли не мелькнуло поспорить, он подбежал к бойцам и коротко приказал:
– Всем на улицу! В зал не входить!
– На улицу? – удивился недоумок Леха. – Так холодно там, Леонид Сергеевич!
– Ты заткнешься когда-нибудь, ублюдок? – прошипел Закржевский и здоровой рукой съездил Лехе по сусалам. Тот утер сопли с кровью и уже молча вместе с остальными поплелся к выходу.
Блондин бросился догонять Прохорова, тяжелой, но уверенной поступью поднимавшегося на второй этаж.
В кабинет зашли втроем: Жаба, Блондин и высокий, стройный человек, во внешнем облике которого, даже если поискать, трудно было найти какую-либо приметную деталь. Разве что маленький шрам под нижней губой.
– Костя, оставь нас пока, – тяжела дыша и отдуваясь, сказал ему Прохоров, заняв место за столом Блондина. Константин вышел в приемную и сел за Васькин стол.
– Ну, что у тебя тут приключилось? – спокойно спросил гость.
– Да в общем-то ничего особенного, Анатолий Алексеевич, – шепеляво, но подчеркнуто бодро затараторил Блондин. – Какая-то сволочь ночью залезла сюда и устроила дебош.
– Ничего особенного, – мягко повторил Жаба. – С рукой-то у тебя что? – неожиданно заботливо спросил он. – Дай руку-то, дай!
Блондин протянул ему руку, удивленный неожиданной теплотой. Прохоров вдруг быстро схватил со стола увесистую пепельницу и сильно ударил ею по травмированной руке. Блондин взвыл от боли и неожиданности, на крик в комнату вбежал Константин.
– Все в порядке, Костик, – спокойно сообщил ему Прохоров. Константин улыбнулся и вышел, прикрыв за собой обе двери. Блондин, постанывая, качал пронзенную сверлящей болью кисть.
– Болит? – поинтересовался Прохоров.
– Да, – скрывая ярость и страх, сказал Блондин.
– Вот видишь, – размышлял гость, – а говоришь, ничего не произошло. Тебе плохо, мне неспокойно – значит, все-таки что-то случилось?
– Случилось, – сказал Блондин, опасаясь новой садистской выходки Жабы.
– Так рассказывай! – добродушно предложил Анатолий Алексеевич и поудобнее откинулся в кресле.
– Он был один. Не вооружен ничем, кроме какой-то дубинки. Может, кусок арматуры.
– Как прошел? Вчера ведь ты был закрыт? Серьезные люди у тебя отдыхали. Я им гарантии давал. Как он прошел?
– Непонятно, – опасливо сказал Блондин. – Скорее всего, пустил охранник на входе за лавэ.
– Хорошие у тебя охранники на входе, – благодушно отметил Прохоров.
– Он будет наказан, – быстро сказал Закржевский.
– Дальше что было?
– Дальше он чем-то отравил «быков» у лестницы.
– Хорошо, – удовлетворенно отметил Жаба. – Славно охраняли лестницу. Дальше?
– Он прошел сюда, ударил Васька по голове. Васек в больничке.
– В больнице, Леонид Сергеевич, – поправил его гость. – В больнице. Больничка – в зоне. А у нас, нормальных людей, больницы и госпитали. – При воспоминании о медицине лицо Прохорова нахмурилось.
«Скорей бы ты сдох, тебя ж дважды уже шунтировали!» – помечтал Блондин, но отвлекаться побоялся.
– Потом он зашел ко мне, – с натугой продолжил Закржевский. Начиналось самое опасное.
– Что просил? Денег? – дал подсказку гость. Было бы славно согласиться, но Блондин с опаской посмотрел на пепельницу и сказал правду:
– Нет. Он потребовал фотографии Али Семеновой. Все из-за нее, стервы! – сорвался Закржевский.
– Спокойнее, Леонид Сергеевич, – утихомирил его Прохоров. – Ты отдал?
– Не сразу, – затаив дыхание, ответил тот. Поверит или не поверит? – Он сломал мне челюсть, бил. Я терпел долго.
– Зачем? – вкрадчиво спросил гость. – Она же шлюха!
– Из-за вас, – пошел ва-банк Блондин. – Я обещал ее вам. Я боялся нарушить данное обещание.
– Это верно, – усмехнулся Прохоров. – Данные мне обещания лучше не нарушать. Помнишь, ты обещал найти ее для меня?
– Но еще есть пять дней! – ухватился за соломинку Блондин.
– А тебе хватит пяти дней? – участливо спросил гость.
Блондин явственно почувствовал холодок смерти на своем лице. «Отовраться, отмазаться как угодно и бежать. Все бросить и бежать куда глаза глядят».
– Хватит, – отважно сказал он. – Ее ищут все мои люди.
– Ну, если твои люди ищут, тогда я спокоен, – улыбнулся Прохоров. – А фотки-то все-таки отдал? Не выдержала душа поэта?
– Он мне руку в шредер сунул! – выкрикнул Блондин, показывая культю, на которой уже вновь проступило бледно-розовое пятно.
– Из-за фоток так страдать? – усмехнулся Прохоров. И вдруг лицо его стало стальным. – Что ты еще ему отдал, сука?