Ради тебя
Шрифт:
– Да, дела, - цокнул рыжий.
– А потом чего стряслось? Вы ж вроде с другим к алтарю пошли?
– Вот об этом говорить точно не желаю, - отрезала Арьере.
– С чего это я с вами разоткровенничалась?
– Просто я обаятельный, - признался нахал.
– И мне тайну рассказать, что в Небо отпустить. А вон он Арьергерд. Пришпорьте кобылу, а то так и до обеда не вернёмся.
Тильда мрачно глянула в спину «обаяшке», тяжко вздохнула и подобрала поводья. Острое сожаление о ненужной болтливости осело горечью на языке. Но недаром же умные люди говорят: сказанного не вернёшь.
***
Домик, в котором, по всей видимости, жила Гулящая Мира и совершенно точно принадлежащий Мире, варящий
Мира, как бы её ни прозвали, оказалась совершенно квадратной - невысокая, но ширина плеч, груди и того места, где обычно у женщин талия бывает, совпадали идеально. Вот только бедра благодаря многочисленным юбками казались пошире. Зато лицо женщины было каким-то незавершённым, словно недоделанным. Глаза, едва видимый носик и губы скучковались посерёдке, а вокруг много-много румяного мяса.
В общем, будь Тильда мужчиной, ни за что на такую красоту не польстилась, даже пожелай кто приплатить.
– Ну и чего припёрлися?
– дружелюбно, даже ласково поинтересовалась тётка, вытирая руки о передник.
– Сказано же, раньше следующей седмицы пойла не продам, для крепости ему настояться нужно.
Тильда кашлянула, оправила жакет, задравшийся, когда она спешивалась.
– Видите ли...
– начала вежливо.
– А то как же, - не пожелала дослушивать баба, - глаза ещё не проглядела. Крайтов я не узнаю иль как? Чё прискакала? Ежели мальчишку возвернуть хочешь, так ничего у тебя не выйдет. Где его дочура нагуляла, мне не ведомо, меня не спрашивала. Значит, и ответа с меня никакого.
– Но он же ваш внук!
– опешила Тильда.
– Да хошь сын, - отозвалась Мира беззлобно, деловито отёрла красный подбородок, сунула тряпку за завязки передника.
– Не на что мне его кормить, сама с голоду пухну.
– Давайте этот вопрос мы обсудим позже, - промямлила Арьере, судорожно соображая, с какой стороны к толстухе подъехать. Откровенно говоря, такого приёма она не ожидала. Морально-то подготовилась ко многому: плачу, причитаниям, даже требованию денег. Но чтоб вот так деловито отказаться? Нет, эдакий вариант и в голову не приходил.
– Я хотела...
– Знамо, что ты хотела, - фыркнула бабища, видимо, твёрдо решив не давать гостям рта раскрывать.
– Про дядьку своего послушать. Это мы запросто, да вы в дом проходите, соседям-то моим греть уши в радость.
– Нет, вы меня не поняли...
– Чего тут непонятного?
– удивилась Мира, бесцеремонно хватая Арьере за рукав и таща за собой в тесноватую, темноватую комнату - то ли холл, то ли кухню, то ли столовую, сразу и не разберёшь. Очаг тут теплился, сковородки-котелки по стенам висели, а ещё длинный, чисто выскобленный стол стоял и кресло с кружевной салфеточкой на спинке.
– Про твою мамку я с охоткой расскажу. Пусть доча знает, какой гадюкой родительница была. Пока Берри-то на Небо не отправился, молчала. А теперь весь срок вышел. Значит, слушай...
– Мастер Доусен, не могли бы вы оставить нас вдвоём?
– попросила Тильда.
– Если это возможно, подождите меня снаружи.
– А зачем ты его гонишь?
– возмутилась тётка.
– Мне скрывать нечего, я жизнь честно прожила.
– Тиль, понятно, ничего на это не сказала, хотя, конечно, её взгляд на то, что положено называть «честной жизнью» от мириного явно отличался.
– А что ты бровками-то дёргаешь?
– разозлилась хозяйка всё же что-то такое заметив.
– Думаешь, из ума выжила иль вру? А вот и не так. Это знатные из себя невесть что корчат, гляньте на них: чистенькие да благородные, росою питаются, светом умываются, в горшках ночных не навоз, а розы оставляют. Только лжа это, лжа и ничё боле! Ковырнёшь такого - мать честная! И руки-то у него по плечи в кровище, и спёр не на медяк - на золотую гору, а уж врал-заврался, сам не упомнит, когда правду-то говорил. Я же заповеди Неба вовек не нарушила.
– Как на счёт «не прелюбодействуй»?
– напомнила Тильда.
– Нету на мне блуда!
– гордо заявила толстуха и, кажется, едва удержалась, чтобы язык не показать или «нос» не сделать.
– Я Берри всегда верна была, с тех пор, как он моё девство взял, так в другую сторону и не смотрела даже. А то, что он к алтарю не отвёл, так мы самим Небом венчаны.
– Это как?
– заинтересовался Доусен.
– Да так вот. Я себя для него блюла, дом вела, дочку родила и чем не жена? Значит, по воле Неба всё и свершилось. А ты морду свою не криви, - тётка махнула зачем-то вытянутой из-под фартука тряпкой на Тильду, - ещё поглядеть надобно, кто из нас чище получится. Наверняка ж в мамашку пошла, такая же гулящая, даром что мужняя жена!
– Моя мать...
– возмутилась было Тиль, но развернуть мысль ей баба не дала.
– Шалава самая настоящая, - припечатала Мира.
– Хотела услышать, так слушай, а сама-то рта не открывай! Всю жизню мне змея подколодная перелопатила, измучилась я за ней, как и не придумаешь. Дочка вон насквозь гнилой, да дурной уродилась.
– Я не желаю слушать, как вы оскорбляете!..
– А куды ж ты денешься?
– осклабилась толстуха, продемонстрировав дыру на месте передних зубов.
– Ежели так подумать, то ты мне мно-ого должна. Сядь, говорю!
– Арьере и сама не поняла, почему села на старенький, даже с виду хлипкий табурет.
– И ты, красавчик, садись, - приветливо предложила тётка Джерку.
– Спасибо, мэм, я постою, - очаровательно улыбнулся колонист, приподняв поля шляпы, и подпёр плечом косяк.
– Ну и как хотишь, - не стала спорить Мира, сама уселась, повозилась, складки юбок основательно расправила, деловито рот утёрла.
– Слушайте же про жизнь мою, ну а судит пусть Небо. Спросите любого, а родители мои были людьми почтенными, про них никто слова худого не скажет. И меня воспитали в строгости. Да только вот беда, хорошенькой уродилась, страсть. Навроде тебя получилась, тожить маленькая да беленькая: глазищи - во! Косища - во! Задница - во!
– судя по жестам Миры, вышеозвученные параметры больше подошли бы корове, а то и слону, чем «маленькой девушке». Впрочем, у слонов кос не бывает.
– А в поясе-то во-от такусенькая, - баба свела ладони так, что между ними вряд ли тетрадь бы поместилась.
– В общем, чтоб недолго, парни за мной будто кобели стоялые бегали. Но я ж гордая, хранила себя, особенного ждала.
Мира, заглянула в пустую кружку, на столе стоящую, и пригорюнилась, подпёрла кулаком дряблую щёку.
– Плеснуть?
– спросил Доусен, демонстрируя невесть откуда взявшуюся тыквенную флягу.
– И плесни, - не стала ломаться тётка. Единым махом закинула в себя мутную жидкость, едко воняющую дёгтем, рыгнула солидно.
– Теперь про Крайтов. Берри то у них, опосля того, как старик помер, за старшего стал. Только гордыни в нём - мне нечета. Никак невесту подыскать не мог, все ему неровней казались. Ещё надо помянуть, что сестрица у него имелась, но у той муж чегой-то раненько помер, вот она с сынком сюда и возвернулась. А сынок ейный, стал быть, Берри племянник, потом отсюдова подался, на учёбу отправился. Дальше уж в большом городе остался. Сколько лет прошло, не помню, но тоже, значит, вернулся, да не один, а с женою, смекаете?