Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России
Шрифт:
Лорд Маунтбэттен, Мухаммад Али Джинна и лидеры ИНК – все в равной степени были ответственны за раздел страны. Лидеры ИНК не захотели проводить программу разъяснения массам ситуации (в том смысле, что не только мусульмане были виновны в разделе), поскольку такая кампания могла бы разоблачить участие самих лидеров ИНК в этой акции.
Так ложь стала расхожим мнением: мусульмане отделили Пакистан от Индии, а сами остались в Индии. Как это ни парадоксально, но тот факт, что мусульмане «остались в Индии», помог нам подтвердить наши светские идеалы, поскольку именно в силу этих идеалов мы призваны удерживать Кашмир в составе Индии. Но росло расхождение между нашими публичными декларациями и частными убеждениями. Публично мы выступаем за светское государство и не признаем теории «двух наций». В частном же порядке широко распространилось убеждение, возлагающее на индийских мусульман ответственность за Пакистан. Самые безобразные проявления этого убеждения нашли отражение в лозунгах организации «Баджранг Дал» в агитационной кампании в г. Айодхъя:
"Mussalman ke do sthan – Qabrustan ya Pakistan"
(«Для мусульман есть только два пути – в Пакистан или в могилу»).
Печально, но тот же лозунг гремел через громкоговорители во время погрома в Гуджарате в феврале 2002 г.
Потихоньку эта ложь утвердилась в головах множества простых малосведущих людей. Мусульманин оказался волей-неволей в положении защищающегося. Он постоянно ощущал на себе некое давление, побуждающее его доказывать свою лояльность. Тестом на лояльность стала демонстрация ненависти к Пакистану.
Но во всем этом была и своя ироническая сторона. Дело в том, что, по сравнению с большинством общества, индийский мусульманин более тверд в своем неприятии теории «двух наций», в убеждении, что образование Пакистана было ошибкой и породило куда больше проблем, чем решило. Для мусульманина на севере Индии ко всему этому добавляются и чисто личные, субъективные доводы. Его семья разделена границей: брат в Пакистане – сестра в Индии, родители в Индии – дети в Пакистане, и т.п.
Типичная сентенция индийского мусульманина будет выглядеть примерно так: «Вы против теории "двух наций". Мы тоже против. Образование Пакистана было ошибкой. Мы согласны с вами. Мы также согласны с вами, что на этом субконтиненте все мы один народ, одна цивилизация. Отсюда следует, что жители Пакистана – это наши люди и что выступать надо против Пакистана как государства». Иными словами, индийский мусульманин хотел бы дружить с народом Пакистана, но устранить само пакистанское государство.
С другой стороны, индус, после шестидесяти лет индоктрина-ции в определенном духе, видит ситуацию не так однозначно. Как член мирового сообщества, индийское государство охотно произносит заклинания о необходимости нормализации отношений с Пакистаном, но индусы в глубине души ненавидят и Пакистан, и пакистанцев.
Пакистану также приходится произносить слова о нормализации отношений с Индией, хотя такая нормализация – это то, чего он боится больше всего. Если отношения с Индией нормализуются, люди начнут свободно путешествовать из страны в страну и своими глазами увидят очевидное: они – один и тот же народ с общей культурой, музыкой, поэзией, языком, образом жизни. Тогда подорвано будет само основание пакистанского государства. В этом смысле желание Индии нормализовать отношения с Пакистаном рассматривается пакистанским истеблишментом как браминская хитрость, нацеленная на ликвидацию Пакистана. Другая угроза для теократического пакистанского государства связана с успехами индийского светского государства. Вспомним, ведь берлинская стена пала благодаря наглядному примеру.
Отсюда та поддержка, которую Пакистан одно время оказывал терроризму в Пенджабе и которую он постоянно оказывает ему в Кашмире. Цель – вывести светское государство из равновесия.
По той же причине всякий рост напряженности в отношениях индусов и мусульман – кровавые столкновения двух общин, неправомерное применение полицейскими оружия против представителей меньшинств, рост безработицы среди меньшинств – всё это является источником силы для пакистанского государства, оправданием его существования.
Обратим внимание на жестокую иронию истории. Государство, которое было образовано будто бы для защиты интересов мусульман на субконтиненте, обрело кровную заинтересованность в том, чтобы увековечить ситуацию, при которой индийские мусульмане, числом превосходящие население самого Пакистана, испытывали бы постоянное давление, терпели несчастья, не могли жить в гармонии с преобладающим большинством своих соотечественников.
Есть тут и еще один удивительный разворот. Индусский экстремист, выдвигая претензии, например, по поводу того, что мечеть в Айодхъе по существу построена на месте индуистского храма, невольно работает на реализацию целей Пакистана. Все, что вызывает распри между индусами и мусульманами, радует тех, кто поддерживает пакистанское государство. 6 декабря 1992 г. в Айодхье была разрушена эта мечеть Бабри Масджид. Последствия были ужасны. Значительное большинство индусов испытали не радость, а боль (они хотели, чтобы был построен храм, а не разрушена мечеть). Но межобщинные столкновения, которые грянули вслед затем, вероятно, принесли немалое удовлетворение пакистанскому истеблишменту, чья задача заключается в том, чтобы денно и нощно доказывать народу Пакистана, что индусы и мусульмане не могут жить в мире. Иными словами, ликвидация мечети, возможно, и причинит боль пакистанскому народу, но, с точки зрения идеологии теологического государства, она должна упрочить веру в целесообразность создания Пакистана.
Вот какой неприятностью обернулась вся эта затея с разделом. Пока государство Пакистан организовано так, как оно организовано, – враждебным к Индии, заинтересованным в том, чтобы постоянно подвергать испытаниям структуру индийского светского государства, – Индия по-прежнему будет сталкиваться с проблемами и распри между индусами и мусульманами будут продолжаться. Я не виню во всем один только Пакистан. Индия тоже виновата, и я показал, в каком смысле это так.
На этом фоне любые попытки улучшить индийско-пакистанские отношения, решить проблему Кашмира или гармонизировать отношения индусов и мусульман потерпят неудачу, если эти вопросы будут рассматриваться изолированно. По частям проблему не решить. Если мы хотим быть честными, надо рассматривать ситуацию в едином комплексе: Сринагар/Дели, Индия/Пакистан, индусы/мусульмане. Нам надо освободиться от паутины, наросшей за последние шестьдесят лет, и взглянуть свежим глазом на картину в целом. Выполнение рекомендаций Комиссии Сачара о мерах по улучшению социально-экономических условий жизни мусульман в Индии – дело прекрасное. Но надо помнить: индусы/мусульмане, Дели/Сринагар, Индия/Пакистан – это один комплекс вопросов и он должен рассматриваться во взаимной связи.
В этом анализе не исследуются множественные социально-экономические факторы, оказывающие то или иное влияние на конфликт между общинами. Моя точка зрения такова, что фактор Пакистана является сильнейшим катализатором, генерирующим «атмосферные помехи» в отношениях индусов и мусульман, которые эксплуатируются далее местными сторонниками конфликта.
Некогда у «Национальной добровольческой силы» («Раштрия Свайамсевак Сангх») и Бхаратия джаната парти было иное видение: они верили в Акханд Бхарат, или единую неделимую Индию. Модифицированная версия этого воззрения по-прежнему сохраняет свое значение. Но раздел страны отменить нельзя. Пакистан – это реальность. Кроме того, нам предстоит еще многое сделать в деле укрепления нашего государства.
Решения надо добиваться в два этапа. Во-первых, нам надо лучше управлять своими делами в рамках подлинно федеративной структуры. Во-вторых, нам надо двигаться в направлении неких договоренностей о сотрудничестве в Южной Азии.
Дело, стало быть, идет о рациональном управлении центробежными и центростремительными силами как в Индии, так и во всем южноазиатском регионе.
Чтобы действительно двигаться по этому пути, нам надо отказаться от некоторых странных идей, в частности от идеи индийской нации. Мы никогда не были национальным государством. Но мы можем гордиться тем, что живем в цивилизационном единстве, простирающемся от Канниякумари до горы Кайлаш. С незапамятных времен в Индостане существовала великая цивилизация, взаимодействовавшая с другими, меньшими цивилизациями, которым мы оказывали гостеприимство. Из этого взаимодействия возникла изысканная сложносоставная культура. Под широким зонтиком этой цивилизации расцветали региональные культуры со своей музыкой, архитектурой, стилями жизни и языками – малаялам, тамильским, телугу, каннада, маратхи, гуджарати, бенгали, ория, ассамским, авадхи, майтхили, синдхи, кашмири, пенд-жаби и другими. Мы единственная страна в мире, где наименования валютных купюр даны на четырнадцати языках. Это чудесное разнообразие взывает к тому, чтобы им управляла система более децентрализованная, чем нынешняя. Гений Индии выживет в английском языке; но расцветет он в региональных языках.
Императоры Ашока, Аллаудин Кхилиджи, Аурангзеб стремились установить единое правление на всей территории Индостана, но не преуспели. Только под властью британцев страна была объединена. Индийская гражданская служба, железные дороги, Британская индийская армия, Почтово-телеграфная служба, английский язык – таковы были инструменты, которые позволили объединить страну. В 1947 году мы унаследовали эти инструменты и вообразили, что эта «жемчужина империи» может быть преобразована легко и просто в централизованное национальное государство. Под властью империи традиционные статичные иерархии оставались на своих местах. Со времени обретения независимости эгалитаризм и демократия «разморозили» устоявшуюся систему. Стали самоутверждаться региональные устремления.