Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России
Шрифт:
Кроме того, нефть и газ распределены на планете крайне неравномерно. И потому в объемах их мирового потребления доля экспортно-импортных потоков достигает 70% для нефти и 40% для газа11. Причем более половины разведанных мировых запасов первичных энергоносителей сосредоточено в регионе Персидского Залива.
То есть сферы добычи и транспортировки нефти и газа, а также крупнейшие мировые торговые артерии – важнейшие «зоны критичности» современного мира. И потому сначала среди специалистов12, а затем и в журналистской среде в последние десятилетия оказались в широком употреблении понятия «энергетических войн» и «транспортных войн».
3.
В нынешнем мире исламский радикализм, видимо, является наиболее мощной, активной и глобальной антисистемной силой. И, с этой точки зрения (в особенности с учетом отчетливо видимого повышения «пассионарности» и идеологической активности гигантской мировой мусульманской уммы), – видимо, наиболее действенным потенциальным механизмом влияния на «критичность» мировой системы.
При этом, с одной стороны, исламский радикализм достаточно организован и вполне может иметь собственные глобальные амбиции. Включая планы создания аттракторов хаоса и «другого порядка» в мировой системе или в ее отдельных подсистемах. В этом смысле достаточно показательны программная цель создания мирового Халифата и средства ее достижения у таких организаций, как «Братья-мусульмане»13, а также обнародованное в 2003 г. телеканалом «Аль-Джазира» заявление одного из главных идеологов «Аль-Каиды», Аймана аль-Завахири: «Мы создадим им хаос»14.
С другой стороны, специалисты знают, что некоторые наиболее известные радикально-исламские движения, включая Талибан (и, видимо, «Аль-Каида» и ряд других), создавались при активном участии спецслужб весьма влиятельных стран мира (США, Великобритании, Саудовской Аравии, Пакистана)15. Мы также осведомлены об исследованиях наших индийских коллег, доказывающих непосредственную связь исламского терроризма организаций типа «Лашкар-и-Тайба» в Индии с
«управляющими импульсами» со стороны Межведомственной разведки Пакистана (ISI).
Эксперты понимают, что подобные связки «спецслужбы – террористы» нередко весьма устойчивы. И в этом смысле исламский радикализм, включая его террористический аспект, может, с точки зрения «управляемой критичности», быть не субъектом, а инструментом определенных спецслужб, используемым для создания аттракторов «управляемого хаоса».
Вопрос о том, когда исламский радикализм является субъектом собственной игры, а когда становится инструментом в руках элит и спецслужб заинтересованных держав, – в целом за рамками предмета моего исследования. Хотя все же следует отметить, что некоторые американские аналитики – не только упомянутый выше Стивен Манн – откровенно признают, что одной из наиболее употребительных форм американской внешней политики является создание хаоса в сферах интересов актуальных или потенциальных глобальных конкурентов США.
Так, например, Джордж Фридман, основатель и директор одной из ведущих американских аналитических корпораций STRATFOR, в своей книге «Следующее столетие: прогноз на XXI век» пишет о реакции США после терактов 11 сентября 2001 года: «Систематически достигая своих стратегических целей, США видели свою конечную задачу в том, чтобы помешать появлению любого сильного государства в Евразии. Однако парадоксальность ситуации заключалась в следующем: как бы ни заверяли политики общественность в обратном, США всегда вмешивались не с целью чего-то достигнуть, а с целью помешать чему бы то ни было. США хотели помешать установлению стабильности в тех областях, где могла появиться другая сила. Их целью было не стабилизировать, а дестабилизировать. И это объясняет то, каким образом США отреагировали на "исламское землетрясение"»16.
В данном исследовании я не буду подробно разбирать весьма обширную и сложную тему использования исламского радикализма как инструмента великих держав при создании «управляемой критичности». И остановлюсь лишь на некоторых конкретных примерах и потенциальных возможностях участия групп исламских радикалов в «управляемой хаотизации» в контексте идущих в мире энергетических и транспортных войн.
4. Исламский радикализм как актор хаотизации и «управления критичностью» в транспортных и энергетических войнах
4.1. Зона Персидского залива
По данным Международного Энергетического Агентства за 2005 год, зависимость некоторых стран от импорта нефти из зоны Залива составляла:
– для США – 17%;
– для стран ЕС – около 40%;
– для Китая – около 45%;
– для Индии – около 45%;
– для Японии – около 80%17.
Именно по этой причине каждое усиление «конфликтной критичности» в зоне Залива (а оно практически всегда связано с активностью радикальных исламистов) приводит к повышению цены нефти и является болезненным ударом по основным европейским и азиатским геополитическим и геоэкономическим конкурентам США. Так было в периоды обострения конфликта между Израилем и его арабскими соседями, в периоды ирано-иракской войны и двух войн США и НАТО в Ираке, в ходе войны между Хезбал-лой и Израилем в Ливане, а также в периоды усиления напряженности в регионе в связи с иранской ядерной программой и угрозой начала войны против Ирана.
Ясно, что создание в Заливе полномасштабного хаоса и прекращение экспорта нефти вызовет катастрофические последствия для очень многих стран. И, прежде всего, для основных геоэкономических конкурентов США. Один американский эксперт в 2003 году сообщил мне следующую свою оценку: без нефти Залива темпы роста ВВП Китая снизятся с 9% до 3-4%. Предполагаю, что для Индии макроэкономические последствия в этом случае были бы не менее болезненны.
Также отмечу, что, как сообщают наши израильские коллеги, в 2001 году, сразу после атаки на башни-близнецы в Нью-Йорке, на интернет-сайтах радикальных исламских организаций появились любопытные тексты. В них говорилось, что только полномасштабная война в Заливе, парализующая нефтедобычу и лишающая правящие династии нефтяных денег, поможет свергнуть этих вероотступников, продавшихся американскому дьяволу, создать настоящие государства правоверных и приступить к восстановлению Халифата.
Также хорошо известно, что любое усиление шиитского Ирана (в том числе его нынешнее усиление в результате попадания иракских шиитов под влияние Тегерана и Кума) с крайним раздражением и тревогой воспринимается суннитскими соседями Ирана по региону.
В любом случае, очевидно, что конфликтный потенциал «зоны критичности» в Заливе не снижается, а нарастает. Соответственно, мощный и долговременный «аттрактор хаоса» здесь налицо.
При этом, по нашим оценкам, по крайней мере в среднесрочной перспективе полное прекращение экспорта нефти из стран Залива – маловероятно. В этой нефти заинтересованы слишком мощные мировые силы, которые постараются полного хаоса (в том числе крупной войны) здесь не допустить.
Но вот управление конъюнктурой мировых нефтяных цен через кратковременные хаотизации военно-политической ситуации в регионе Залива все аналитики рынков признают непреложным фактом. В частности, по расчетам ряда экспертов ОПЕК и МЭА, уровень «надбавки за риск» в цене нефти в периоды региональных кризисов в Заливе (таких, как обострения ситуации вокруг иранской ядерной программы и угрозы атаки США и Израиля на иранские ядерные объекты в 2008-2009 годах) достигает 12-15 долларов за баррель.