Радуга Над Теокалли
Шрифт:
Завидя, что Амантлан подал признаки жизни, и, не надеясь на удачу, а так же страшась его гнева, Иш-Чель робко посмотрела на него.
— Что случилось? — спросил осипшим голосом Амантлан, мечтая, чтобы причиной его прерванного сна был чисто женский пустяк, а не что-то серьезное. Но его мечтам в этот день не суждено было сбыться. Всхлипнув последний раз, Иш-Чель взяла себя в руки и, дрожащим голосом, стала рассказывать:
— Когда закончился праздник, я отправилась домой. Мне пришлось идти мимо рынка. Там стояли пленные воины — майя… И я… я…
— Ну? — Амантлан был вынужден признать себе, что Иш-Чель начала довольно коротко излагать свою проблему. А это значит, что он скоро сможет опять лечь отдыхать, и ее заминка стала раздражать. Сердитое лицо Амантлана подтолкнуло Иш-Чель собраться с силами и не прерывать своего рассказа, чтобы не выводить из себя человека, который совершенно не был рад ее присутствию, судя по тону, с которым он встретил:
— Там стояли воины-майя, которых отправляли на теокалли… А среди них был мой брат Кулькан…
Иш-Челъ замолчала и выжидательно посмотрела Амантлану в глаза. В них было то, о чем она не осмеливалась сказать, но для чего она решилась нарушить сон господина. А господин, главной целю которого, в настоящий момент, была борьба с головной болью, несколько рассеянно ответил ей совершенно непонимающим взглядом из-под опухших век. С трудом, разжав пересохшие губы, он задал совершенно нелепый, по её мнению, вопрос:
— А ты уверена в том, что это твой брат, женщина?
— Конечно! Я разговаривала с ним! Их схватили на границе!
— Позвольте узнать, что делал на нашей границе потомок Кокомо? Ведь земли твоего отца находятся довольно далеко от приграничъя? Почему ты молчишь, женщина, и что ты от меня хочешь?
— Он мой брат и его принесут в жертву на теокалли…
— Разумеется. Кроме того, он взрослый мужчина, военная добыча, которую захватили на наших землях, как я понял из столь краткого твоего рассказа? — полу-утверждая, полу-спрашивая, Амантлан присел и насмешливо, пересиливая головную боль, продолжил:
— Его постигнет участь нарушителя границы Анауака. Думаю, что он знал, на что идет.
— Но это мой брат, господин, мой родной брат, и ради его жизни я готова на все… — последние слова Иш-Чель почти прошептала, испугавшись сказанного. А Амантлан, напротив, мгновенно прогнал хмель и вперил взгляд в покорно склонившуюся к своим коленям женщину. Он протянул руку и мягко повернул её голову в свою сторону. Иш-Чель закрыла гдаза — она боялась, но не знала чего больше: за себя, за свои слова или за жизнь брата. Неожиданная встреча испугала ее, а ужас за жизнь брата вынуждал идти на все. И вот теперь, с одной стороны ей было стыдно так откровенно себя предлагать, но другого выхода она не видела; с другой стороны, Кулькан был её братом, а этим было сказано все.
Амантлан внимательно наблюдал за переменой теней на лице Иш-Чель, он видел, как она мучительно пытается себя удержать в руках, насколько она напряжена, но не испытывал ни жалости, ни удовольствия. А этого он не мог понять. Поэтому он сердито тряхнул рукой, заставив женщину открыть глаза и посмотреть на него.
— Насколько "на все" ты готова пойти, женщина? — от его вопроса глаза, которые были до этой минуты почти мутными от слез, мгновенно очистились и засияли торжественно. Они стали так чисты и прозрачны, передавая решимость и любовь, спрятанные до сих пор глубоко-глубоко в сердце женщины, что обрели необыкновенный темный оттенок бирюзы. Она смотрела на него прямо и честно. Хорошо осознавая, что предлагает. Не он, а она смутила мужчину, которому стало неловко. Совершенно не так он мечтал получить женщину. И ему стало противно от собственной власти и могущества, противно от покупаемой любви. Хотя в настоящем случае о любви речи не шло — женщина просто готова была расплатиться собой за услугу — он был ей безразличен, а возможно и по-прежнему противен.
Очевидно, неудовольствие мелькнуло на его лице потому, что Иш-Чель, умоляюще сложила руки, и снова попросила:
— Мой господин, прошу Вас всеми богами, не отказывайте мне!
— Это что будет продолжаться каждый раз, как только ты встретишь соплеменника?!
— Но он мой брат!
— И сколько их у тебя? Это я на будущее.
— Много, — Иш-Чель опустила голову, предвидя, что услышит в ответ.
— И каждый раз ты будешь приходить ко мне, и предлагать себя в обмен на их жизнь? — Амантлан, казалось, начинал веселиться от происходящей ситуации. На самом деле ему было не до смеха.
— Если будет нужно, то да. — Иш-Чель была унижена и оскорблена, но была настроена выторговать свободу для брата любой ценой. Самое страшное — первый шаг — она уже сделала. Теперь терять было нечего. Он не напугает ее. Жизнь важнее позора и потерянной чести.
— Значит, несколько лет назад мне было достаточно отправить любого твоего соплеменника на теокалли, и ты легла бы в мою постель?! А я-то… — Амантлан спохватился и не стал доканчивать обвинительную фразу, решив, что нельзя показывать горечь разочарования. А ему действительно было обидно при воспоминании, как он бился, пытаясь найти способ не только соблазнить её, но и спасти жизнь. Оказывается, всё было намного проще.
— Возможно… — Иш-Челъ грустно вздохнула, совершенно не подозревая, о том, что творилось в душе Амантлана, который стряхнул с себя похмельный синдром и быстрыми шагами мерял комнату.
— Ступай, я попробую помочь твоему брату. Вечером мы с тобой закончим нашу сделку… — последние слова Амантлан добавил только, чтобы Иш-Челъ мучилась. Он просто мстил ей, понимая, что это жестоко, но ему хотелось, чтобы она страдала. Для себя он решил, что ни за что не притронется к ней, как бы не желал её.
Поминутно борясь с головной болью, он отправился в центр города. У подножия теокалли стояли толпы военнопленных, связанные между собой. С трудом ему удалось вспомнить имя брата Иш-Челъ. Пришлось признаться, что он не знал, как выполнить обещание. Но в нем разгорелся уже азарт, во что бы то ни стало вырвать человека из рук жрецов, перехитрить их.
Он внимательно присматривался к копошащейся массе рабов, пытаясь угадать кто из них брат Иш-Чель, но не находил никакого сходства. Тогда он решился и подошел к майя: