Радужная пони для Сома
Шрифт:
Нет, понятно, что я косячил, но я же исправился! Я же, блять, хорошим стал! А получается, что никому я не нужен! Ни плохим, ни хорошим!
Вспомнилось, как в детстве чего только ни творил, чтоб обратить на себя внимание предков. Сначала думал, что если хорошо учиться и везде всего достигать, то они увидят, какой я хороший, и будут гордиться.
Нихуя. Вообще нихуя.
Победил в соревнованиях? Ну да… Хорошо… Принес пять за лучший реферат? Ну да… Молодец…
Отчаявшись, я решил, что раз не хотят, чтоб я был хорошим, стану плохим. И стал. А они… Они этого тоже не заметили!
И
И вот сейчас…
Ей плевать, что я стал другим. Она все равно видит во мне только придурка, о которого можно почесаться и потом кинуть. Только этого я и заслуживаю. Мне даже, блять, собаку доверить нельзя, получается, потому что распиздяй!
И что?
Чего я добился выниманием из себя жил весь этот месяц?
Ничего.
Верней, нет.
Добился того, что меня использовали по прямому назначению!
Блять! Сука!
Дальше на меня накатило, и я заорал во всю мощь глотки про суку-любовь. Допел, порадовался громкости и зрителям внизу и повторил на бис. Еще пять раз.
Затем меня попытались снять при помощи пожарной машины, толстого полицейского летехи и матерных заклинаний. Что-то из этого сработало, и я оказался в кпз, где еще немного поорал про суку-любовь и уснул.
И вот… Сижу теперь, а брат Альки вынимает мне мозг ложкой. И хочет знать, какого хера я так надрался.
А вот никакого!
Просто я такой отмор, почему все никак не привыкнут?
— Вов… Ой, то есть, товарищ лейтенант… — в кабинет заходит невысокая, охерительно фигуристая телочка в форме. И это тот случай, когда форма девочке идет. Все, как надо прям подчеркивает.
Телочка замирает, расширив и без того большие глаза, раскрывает на мгновение ротик.
Видно, не ожидала, что тут еще кто-то, кроме Федотова.
Я пялюсь на нее и, похабно скалясь, подмигиваю.
Вовка, поймав мой взгляд, хмурится, делает неясное движение, словно хочет прикрыть темненькую матрешку от моих разбойных глаз, поджимает губы и рявкает на нее:
— Захарова, не вовремя!
— Я-а-а… — раскрывает она рот, а я усмехаюсь:
— Федотов, ты чего такой грубый? Такая милая куколка…
Осматриваю ее при этом нарочито развязно, так, что, если б кто в моем присутствии так глянул на Радужку, въебал бы без разговоров по роже.
Федотов, судя по мрачной физиономии, именно это и хочет сделать, но кто-то тут у нас при исполнении…
— Сомов, рот закрыл, — командует он, — Захарова — вышла!
Булочка поджимает обиженно губки, резко разворачивается и вылетает из кабинета.
А я подмигиваю в ответ на взбешенный взгляд Вовки:
— Классная? Трахаешь?
Ну а че? Мудак я или где?
Федотов раздувает ноздри и рывком собирает бумаги на столе, вызывает дежурного.
— В камеру его.
Я выхожу, чуть пошатывась, но ощущая внутри комфортное возвращение привычного себя: мудака, твари и распиздяя.
Ну привет, приятель, давно не виделись. Проходи, не в гостях же.
Глава 35
— О, Сомяра! — меня хлопают по плечу
— Норм, — привычно скалюсь я, прохожу в аудиторию, сую пять сидящему позади всех Немому, плюхаюсь рядом.
— Ну ты дал! — продолжается вакханалия рядом с моим столом, — ты вообще в курсе, сколько просмотров уже на ютубе?
— Да похуй, — машу рукой, — вообще, отвалите все, дайте воздухом свободы подышать.
Однокурсники, еще немного поржав, отваливают, и я немного выдыхаю.
Немой косится, но, естественно, ничего не спрашивает. Да ему и незачем, он больше других в курсе того, как у меня дела.
Пока сидел, он меня два раза навещал, приносил жратву и сигареты.
И молчал, слава яйцам. Хоть и очень выразительно, прямо матерно молчал, можно сказать.
Но мне было не в напряг. И даже наоборот, пожалуй…
На фоне привычного холодного игнора предков, которым о моем залете сообщили, естественно, мои гребанные няньки: управляющий папашкиным бизнесом и домработница, следящая за тремя домами нашей семьи, молчаливое, спокойное участие Немого грело.
Вытаскивать он меня не стал, хотя мог бы, у его Альки папаша — прокурор, а братья ее, с которыми Немой неплохо так дружит, тоже не последние люди в ментовке. Но не стал даже предлагать. Да и правильно, нехер.
Заслужил, значит, надо получить.
Мне эти пятнадцать суток тоже на пользу пошли, много думал, прям непривычно даже много.
И, в итоге, как мне кажется, вышел оттуда совершенно спокойным и привычным к себе прежнему мудаком.
На случившееся смотрю теперь философски, удивляясь самому себе.
Явно с Радужкой заскок какой-то был, сто пудов.
Наверно, потому, что она первая, кто меня проигнорил, кто отказал… Вот и закусило. А потом гормоны подключились, желание трахнуть ее во что бы то ни стало. На этом фоне сдвиг в башке и случился.
Пятнадцать суток тишины, без мобилы, занятых здоровым физическим трудом, были очень даже в тему.
Мозги, по крайней мере, в голову из яиц вернулись, что уже хорошо.
Оглядываюсь по сторонам, скользя по лицам однокурсников без особого внимания, просто от нечего делать, и застреваю глазами на удивительном: Ледик, длинный очкарик, тот самый, которому я заказывал буквально перед своим охерительным выступлением реферат по философии, как обычно сидит на первой парте, и в этом нет вообще ничего странного… А удивительное дальше: рядом с Ледиком пристроилась Лялька, веселая, крутая девчонка, с которой я даже чуток отжег один раз… Кажется… Ну, не важно. Главное, что именно ее внимание Ледик попросил в уплату за реферат. Точно! Да! И вот сейчас Лялька сидит с ним рядом, и разве что не мурлыкает ему в ухо, грудь прислонила так, что даже у меня, с некоторых пор принявшего твердое решение не заводиться на девок, в штанах теснеет. Я оглядываюсь удивленно, может, это глюк какой-то? Как такое может быть? Я же ничего не успел тогда сделать… Да даже если бы и успел, у меня и в тот момент, когда Ледик попросил свести их с Лялькой, была полная уверенность, что она его прокатит, слишком уж разные они. Она — веселая оторва, жадная до эмоций и секса, а он — зажатый и закрытый придурок-ботан…