Рагу из зернистой икры
Шрифт:
Присутствующие кивнули. Редакторша была очень довольна собой.
Известный продюсер с улыбкой садился в роскошных автомобиль. Его сотрудник, ожидающий рядом с местом водителя, удивленно приподнял брови:
— Босс, чему вы так улыбаетесь?
— Сделал отличную рекламу и совершенно бесплатно!
— Каким образом?
— Тут уметь надо! Психологию знать надо, без этого никуда! Знаешь золотое правило? Хочешь, чтобы о чем-то узнал весь свет? Попроси одного человека держать это в секрете! Ри получит хорошую рекламу! И совершенно бесплатно.
— Это было бы здорово! О ней так мало пишут в последнее время… Как вам это удалось?
— Попросил толстую дуру — редакторшу ничего не писать об аресте Нины! Ты представляешь, какие будут заголовки? Уверен: она сделает не один разворот, а целых два!
— Босс, вы гений!
— Разумеется! Я гений! Кто же еще? Поехали!
Рванув с места, машина исчезла в безликом скоплении других спешащих машин.
64
— Ты изменилась.
Еще не подходя к столику, они встретились глазами. Они впились глазами друг в друга, едва она появилась в дверях ресторана, и больше не собирались отводить глаз. Казалось, в целом мире никого больше нет. Непосвященные могли бы принять это за любовь. Но в мире существует не только любовь. Есть и другие, более серьезные страсти. Страсти, способные искалечить не одну жизнь.
— Ты изменилась.
— К худшему?
— Нет. Я часто о тебе думал.
— Какое удивительное совпадение — я тоже часто думала о тебе.
Она села за столик, небрежно кивнув официанту. Ее знали в этом ресторане, и вскоре официант уже нес ее любимый коктейль. Ее спутник заказал то же самое, и пропасти лет больше не было между ними. Долгих лет больше не было. Никогда.
— Я думал, как ты живешь. Как ты сможешь после всего этого жить.
— Живу. Как видишь. Если, конечно, так можно назвать.
— Я часто слушаю его музыку. Его последний диск. Я слушаю его песни и думаю, как он мог умереть. Как мог умереть такой человек? Я думаю о нем — и вспоминаю тебя. Вы неразлучны в моем сознании. И чтобы с тобой не произошло, вы всегда будете вместе.
Лет — не было. Ни фальшивой эстрадной карьеры. Ни высокого поста в ведомстве, которое боятся все менты. Их по-прежнему было двое: молодой следователь, ведущий дело об убийстве известного продюсера Сергея Сваранжи Киреев. И подруга модного певца по прозвищу Ри.
— Не надо об этом. Я не могу это слышать, — она поставила на стол коктейль потому, что пальцы ее начали дрожать.
— Я был рад, когда ты мне позвонила. И немного удивлен. Но все равно — я рад нашей встрече. Потому, что в последнее время все чаще и чаще думаю о нем.
— Он не умер. Он по-прежнему рядом со мной.
— Правда?
— Как ни странно это звучит… да. Дима был моей жизнью. Дима ушел — и я тоже ушла. Такая иссушающая страсть бывает один раз в жизни. И когда человек, к которому испытываешь такую страсть, умирает, все в твоей душе умирает тоже. Вместе с Димой умерла я. Всё в душе моей умерло, превратилось в черный, выжженный пепел. Это самое страшное наказание из всех.
Она замолчала. Так же молча опустила лицо вниз. И в сизом дыме прокуренного ресторана обоим вдруг почудилось лицо одного человека. Человека с улыбкой ребенка, выходящего на маленькую ресторанную эстраду, сжимая в руках гитару. Еще немного — и в зал полетят первый аккорды, струны сожмет мягкая, чувственная рука… Музыка станет миром, и тогда оживут мертвые. Оживет мертвая красивая женщина с холодными, пустыми глазами. Оживет от первых звуков песни, от первых аккордов, неистово протягивая руки вперед. На сцене вспыхнут маленькие дрожащие лампочки. Яркие фонари для летящих на свет мотыльков. Они задрожат в золотых волосах шальными огнями. Идол воскресит к жизни в привычном табачном дыме тех, кто никогда не доберется домой. Пальцы женщины трепетали, сжимая тонкую грань бокала. Но сцена в ресторане была темна и пуста.
— Я хочу быть ним. Я все время хотела быть ним, но так и не стала, — усталый голос женщины был надломан, как порванная струна, — а знаешь, я повторила все его привычки. Ни с кем не считаясь, открываю окна в любую погоду, даже на мороз -20. Пью только коньяк (немереное количество коньяка) и всё время лгу. Лгу все время и всем. Всегда.
— И мне будешь лгать?
— Нет. Я позвала тебя, чтобы говорить правду. Моя сестра попала в беду.
— Я знаю.
— Мою сестру погубила Москва.
— Город не может погубить. Город — это только каменные дома и названия улиц. Они не могут погубить. Могут те, кто живет в домах. Город — это люди. Люди погубили твою сестру, а не площади, скверы и переулки, которые стояли веками и после нас будут стоять.
— Она погибла и по моей вине. Я бросила ее в это море, бросила сама, своими руками, думая, что она выплывет. А она не выплыла. Не смогла. Она вообще не умела плавать, и только теперь я стала это понимать…
— Она не ты. Нужно было это знать.
— Нет. Я не смогла. А в результате…
— Ты можешь ничего мне не рассказывать. Я знаю об этом деле все.
— Откуда?
— Начальство настояло, чтобы я контролировал следователя, ведущего это дело. Впрочем, он вдете и много других дел тоже.
— Он считает, что Нина убила двоих — и своего любовника, и модель!
— Я знаю. Можешь ничего не говорить! Я читал абсолютно всё!
— Ты ее видел? Видел Нину?
— Пока нет, но…
— Тогда скажи мне, что будет! Это конец, да? Конец?!
— Я не хочу тебе лгать. Не могу. Мы много прошли вместе. Да. Это конец.
— Не верю! Не хочу в это верить!
— Мне очень жаль. Надежды у твоей сестры нет.
— Есть надежда! Именно поэтому я и позвонила тебе!
— Вот как?
— Я хочу, чтобы произвели повторную психиатрическую экспертизу! И только ты можешь в этом помочь. Понимаешь, Нина очень больна. Я это знаю, я видела. Она действительно очень больна. Трагедия с ней произошла гораздо раньше — до того, как она убила Евгения Сваранжи. Она кое-что сделала… И от этого сошла с ума. Нина больна, ее нужно лечить. Она психически больна, ее следует признать психически больной и отправить на лечение в больницу. Только это может ей помочь!