Рагу из зернистой икры
Шрифт:
— Мне очень жаль, но… Нет. К тому же, она сама явилась дать показания. Мне жаль. С этим Нина погибла.
— Я предупреждала ее не ходить ко всяким шарлатанам! Я говорила, что это болото! Просила не связываться с такой пакостью! Все просто помешаны на черной магии, это же невозможно! Просто отвратительно!
— Сейчас поздно о чем-то говорить.
— Я не знала об этих показаниях.
— Я знаю. Твой хитрый адвокат ничего не сказал.
— почему?
— Если бы он сказал, ты бы поняла, что надежды нет, и перестала бы ему столько платить.
— О Господи… Какой замкнутый круг…
— Жизнь жестока. Нужно смириться.
— Этого я не умею. Но я умею многое другое. А если вдруг я сумею заинтересовать тебя таким образом, что ты согласишься мне помочь?
— Что ты имеешь в виду?
— Я догадывалась, что ты будешь отказываться. Поэтому прихватила с собой подарок, который тебя заинтересует. И если ты поможешь отправить мою сестру в клинику, я отдам тебе все!
И рядом с проклятой визиткой, сыгравшей в жизни Нины такую роковую роль, она положила некий документ… Документ с мокрой печатью фонда «Молодой инвалид — дети войны».
65
В комнате было темно. Никто не решался зажечь лампы. В комнате было темно, но двое людей, стоявших друг напротив друга не замечали сгустившейся темноты.
— Я чувствую себя так, как будто ты меня убила.
— Убивают тех, кого любят. Прощай, Вал. Евг.
— У меня осталось лишь несколько часов. Подумать, всего несколько часов в России, в Москве! И это все, что у меня осталось после такой жизни!
— Не надо скулить! Я знаю, зачем ты ездил в Швейцарию. Я всегда это знала.
— Да, ты знала. Я так и не понял, чем ты была для меня — жизнью моей или моим проклятием… Я вернусь за тобой!
— Нет. ты не вернешься никогда. И мы оба прекрасно об этом знаем. Зачем говорить лишние слова?
— Я любил тебя, Ри.
— Я тоже тебя любила. По — своему, конечно, но все же любила.
— Это неправда. Я знаю. Ты всегда любила его. Ты умерла вместе с ним. Твои глаза так и не изменились с тех пор. Они были такими же, как и в тот день, когда он…
— Я не хочу вспомнить об этом! Я могу узнать страну, в которую ты едешь?
— Нет.
— А твою новую фамилию?
— Тоже нет. Зачем? Я выезжаю как гражданин Болгарии. Этого для тебя достаточно.
— Почему именно Болгарии?
— так легче запутать следы.
— Я буду о тебе думать.
— Ты всегда была благородной. Раз ты знала, зачем я поехал в Швейцарию, ты знала, что я улаживаю свои дела…
— Да. И я дала тебе время на это. Чтобы ты мог свободно исчезнуть. Ты вел слишком тяжелую жизнь.
— Мне будет тебя не хватать. Я не стал бы бежать, как крыса с корабля, но это единственный способ спастись. Думаю, ты беспрепятственно получишь развод, когда я навсегда сбегу из России.
— Да, я его получу. Я желаю тебе счастья! Ты заслуживаешь счастья, несмотря ни на что!
— Ты тоже. Прощай, РИ!
— Прощай, Вал. Евг.
Они обнялись не как муж и жена, не как мужчина и женщина. Как двое случайных людей, столкнувшихся во временном потоке, а потом разбежавшихся по разным сторонам навсегда. И несмотря на дружеские объятия, они уже не соприкасались друг с другом. Только в конце, не выдержав, мужчина вдруг шепнул в лицо женщины:
— Что бы ни произошло, не забудь Диму! Помни о нем.
Разжав объятия, он подхватил портфель с документами, и только один раз обернулся возле двери. Обернулся помахать рукой предавшей его женщине. Женщине, которую и сам предавал — не раз. Потом тихонько выскользнул в темноту.
Это было до того, как она встретилась с Киреевым. Когда в ресторане она положила документы на стол перед Киреевым, ее бывший муж, Вал. ЕВг., был уже далеко…
Киреев быстро взял документы. Руки его дрожали. Она улыбнулась:
— Когда ты свалишь концерн Вал. Евга, и все те фирмы, который стоят за ним, ты станешь самым могущественным человеком! Ты приобретешь не только славу и деньги, но и власть, и шавки, которые раньше пренебрегали тобой, станут ползать возле твоих ног! Ты станешь таким могущественным, что тебе станут завидовать даже самые высокопоставленные люди! И это сделаю для тебя я. Я даю тебе в руки такую возможность — возможность, которую ты никогда бы не получил сам.
— Что ты хочешь взамен?
— Я уже сказала. Чтобы Нину признали сумасшедшей и из тюрьмы отправили на лечение в клинику. Но не в государственный психдом строгого режима, а в частную клинику, санаторий.
— Все, что захочешь! В любую клинику, какую захочешь! Только скажи, куда!
— Скажу, не беспокойся. Значит, ты согласен?
— Еще бы! Но концерн Вал. Евга просто так не свалить!
— Конечно, нет. но ты свалишь его с помощью трех убийств, которые произошли в продовольственном магазине Подмосковья.
— Ты говоришь о бывшем зэке и двух шлюхах, которые были замешаны в квартирных аферах? Грязные такие убийства, настоящие «висяки»…. Но я не понимаю, какое отношение имеет это ко все истории с…
— Самое прямое. Этих людей убил Вал. Евг. Вернее, их убили по его приказу.
66
Золото перевозили по ночам. Особой охраны не было: несколько солдат, и обязательно — офицер НКВД. Тщательно охранялся сам прииск: множество солдат с автоматами, спецвойска, вход по пропускам, жестокий личный обыск рабочих. Вся эта внешняя видимость тщательной охраны золотого прииска была хорошо известна местным жителям. Тот, кто приближался к золотому прииску ближе, чем на 100 метров, сразу попадал под наблюдение НКВД. Но вот урожай (вернее, часть урожая — золото, предназначенное в карман высоким чинам) вывозили по ночам на маленьком офицерском уазике, и дорога до ближайшего поселение с военным аэродромом шла сплошь через тайгу. Через ту непроходимую, величественную и страшную тайгу, о которой идет столь дурная слава.
Был конец ноября. Ноябрь в Сибири — ледяной, сумрачный месяц. Мороз, уже выпавший снег. Бушующие ветры, ледяные ураганы, непроходимые дороги и темнота. Маленький уазик мчался по снежной дороге сквозь буран, освещая путь тусклыми фарами. К аэродрому городка очередную часть золота должны были доставить любой ценой к 6 утра. Ночь — ледяная, мрачная, навевала на тяжелые мысли, к тому же, эти края пользовались плохой славой. Все знали о нападениях на старателей, работающих в одиночку, о грабеже золотых приисков. Шепотом передавались страшные слухи о том, что один из золотоносных прииском рядом с Ленском был взят приступом, почти как средневековая крепость: бревенчатые укрепления взяли штурмом, охрану и рабочих перестреляли (никого не оставив в живых) и взяли весь урожай золота за последние несколько месяцев, такое количество золота, какое не добывали в этих местах никогда. Грабителям хватило бы его, чтобы до конца жизни остаться миллионерами. Характерной особенностью всех нападений было то, что грабители никого не оставляли в живых. Делалось это для того, чтобы никто не мог их опознать. Но все знали о человеке, который якобы стоял во главе банды (некоем бывшем рабочем прииском Сергее Сваранжи) и о том, что высшие чины НКВД, назначенные в эти края, покровительствуют жуткой банде. Той банде, члены которой являлись не только грабителями, но и убийцами. Чаще всего нападения происходили по ночам. Именно тогда бандиты грабили машины, вламывались в дома старателей, действуя с ужасающей жестокостью и не оставляя следов.