Рамсес II Великий. Судьба фараона

Мессадье Жеральд

— Понравились ли его высочеству ночные гостьи?

— Нет.

Услышав этот однозначный ответ, чиновник вздрогнул. И часто-часто заморгал.

— Я не жеребец, которого ведут к кобыле.

— Никто бы не осмелился, ваше высочество… Женщины не пришлись по вкусу вашему высочеству?

— Они восхитительны.

И снова это трепетание ресниц…

— Я сам выберу ту, которая удостоится этой чести.

— Разумеется, ваше высочество!

— Сегодня вечером я сам приду во Дворец Женщин. Там и определюсь.

— Разумеется, ваше высочество!

Похоже, у стен дворца и вправду были сотни ушей: из уст Тиа Па-Рамессу услышал самые разные толкования

случившегося. Одни полагали, что девушки по неопытности что-то сделали не так; другие высказывали мнение, что принц еще не готов к испытанию, а некоторые дерзкие языки в завуалированной форме высказывали догадку, что для постельных удовольствий наследнику хватает Именемипета.

Ну что ж, заткнуть рты досужим сплетникам не проще, чем заставить замолчать стаю ворон.

После ужина, во время которого Сети и Туи то и дело с озабоченным видом поглядывали на сына, Па-Рамессу объявил управителю Царского Дворца, что намеревается посетить Дворец Женщин. Через придворного были даны соответствующие распоряжения старшей хозяйке вышеупомянутого дворца.

С собой Па-Рамессу взял Именемипета, который шел за ним следом с осторожностью канатоходца над толпой.

Во втором зале, где собрались наложницы, было невозможно дышать: мало того что курильницы были переполнены благовониями, так еще и каждая обитательница дворца благоухала своим любимым ароматным маслом. Бабочки замертво падали на пол, и даже комары отказались от своего ужина. Возлегая на вышитых подушках, кандидатки на соитие с принцем жадно взирали на посетителей огромными, подведенными черным глазами. Много-много месяцев августейшие правители не удостаивали их своим визитом, поэтому они не знали, как вести себя, и позы их были либо до крайности напряженными, как у раболепствующего чиновника, либо слишком развязными, как у дешевой потаскухи. Па-Рамессу увидел застывших в страхе Нернефер и Иманесер, но взгляд его на них не задержался. Принц рассматривал девушек одну за другой. Эта слишком толстая, а эта — наоборот, чересчур худосочная; эта старовата, а та, снова-таки, слишком юна… Наконец он остановился перед девушкой лет четырнадцати или пятнадцати, с круглым нежным лицом. Почему именно она? Да потому, что улыбка таилась не только в изгибе ее губ, но и в глазах.

— Как тебя зовут?

— Униа, светлейший принц.

Что за имя! «Лунный цветок»!

— Хочешь пойти со мной?

— Желание светлейшего принца — закон для меня.

Па-Рамессу кивнул и обернулся к Именемипету.

— Ты выбрал себе спутницу?

Тот пробормотал что-то невразумительное. Ему, простому писцу, выбирать себе девушку во Дворце Женщин? Это было против всех правил, но случившееся прошлой ночью и дерзость принца перевернули все понятия о протоколе. Однако медлить с ответом на прямой вопрос Па-Рамессу было верхом неблагодарности.

— Эту! — буркнул он, указывая на пухленькую девицу.

— Дело сделано, — заключил Па-Рамессу и, пожелав доброй ночи старшей хозяйке дворца, которая была ни жива ни мертва от удивления, ушел.

Именемипет следовал за ним по пятам.

Через несколько минут занавеска, закрывавшая дверь в спальню Па-Рамессу, отодвинулась. Появилась Униа.

— Входи.

Ткань платья из тонкого льна с мелко присборенной юбкой трепетала при ходьбе, напоминая легкую рябь на воде. Девушка остановилась у изножья кровати.

— Садись.

Она послушно присела на кровать и посмотрела на принца. Он погладил ее по щеке. Наслышанная о злоключениях своих подружек, она даже не попыталась ответить на ласку. Однако когда он, приподняв ей подбородок,

прикоснулся губами к ее губам, девушка встрепенулась — она не только пылко ответила на поцелуй, но и обвила руками шею принца. Не отрываясь от ее губ, Па-Рамессу коснулся рукой ее вздыбивших ткань платья сосков.

— Разденься!

Девушка встала и развязала пояс. Он помог ей снять платье, под которым ничего не оказалось. Па-Рамессу привлек ее к себе, прижимаясь грудью к спине своей избранницы, животом — к ее ягодицам. Только теперь он снял свою набедренную повязку. Он увлек Унию на кровать. Столь желанный эффект, которого не удалось добиться вчерашним мастерицам, возник сам собой, на этот раз не понадобились никакие ухищрения. Па-Рамессу превратился в две ладони, которые ласкали тело девушки от ушей до пальцев ноги. Он был завоевателем, но завоевателем желанным, потому что она ласкала его в ответ со все возрастающей страстью. На смену рукам пришли губы… Цель определилась, натянулась тетива… Униа была девственницей. Она вскрикнула. Потом расслабилась, потом снова оживилась, и ее пальцы с неожиданной силой сжали плечи Па-Рамессу. И вот она застонала. Он был вне себя от восторга. Его живительная сущность текла в тело Унии, и, слившись губами, они пили стоны друг друга.

Сколько времени они лежали вот так, обнявшись, никто из них не смог бы сказать… Наконец объятия их разомкнулись.

— Я не знала… — сказала она. — Не знала, что так бывает.

Она прижимала ладошку к вульве, словно боясь, что полученное ею вытечет из нее. Он отвел ее руку и приложил свою. Она вздрогнула.

Он не знал, чем это станет для него.

Он лег с ней рядом, и вдруг она порывисто обняла его и поцеловала. Но эти их взаимные ласки были умиротворяющими. Он укрыл себя и ее простыней. В следующее мгновение он уже покачивался на волнах сна.

Проснувшись, Па-Рамессу обнаружил, что на кровати он один. Понюхав ладони, он уловил едва заметный аромат сандала и жасмина. Он встал и отправился к Именемипету. Секретарю уже подали завтрак, но, увидев принца, он упал перед ним на колени и стал целовать ему руки.

— Сиятельный принц! Тебе обязан я всем, что есть хорошего в моей жизни! — вскричал Именемипет. — Ты подарил мне эту счастливую ночь…

Па-Рамессу погладил его по коротко остриженным жестким волосам.

— А ты подарил мне свою дружбу, — ответил он.

Он пообещал себе добиться, чтобы сегодняшняя возлюбленная стала постоянной наложницей его секретаря, а отныне и друга. Таким образом он получил власть не только над днями, но и над ночами человека, который помог ему убрать со своего пути Птахмоса, чуть было не лишившись при этом жизни.

Он вспомнил об Унии, когда первый раз в этот день увидел Тиа. Выражение лица наставника говорило само за себя. Па-Рамессу понял, что наложница во всех подробностях рассказала о проведенной с принцем ночи. Учинив девушке допрос, старшая хозяйка Дворца Женщин отчиталась перед хранителем ночных секретов, а тот, в свою очередь, явился с докладом к воплощенному богу и его Первой супруге.

Разве могло быть по-иному? Первое соитие наследника — событие особой важности, ведь судьба династии зависела от его члена…

Тиа сел, улыбаясь.

— Конечный вердикт таков: «Бык восстал во всей мощи своей юности», — объявил он. — По случаю столь радостного события старшая хозяйка Дворца Женщин, следуя совету управителя Дворца Женщин Хормина, решила устроить праздник.

Па-Рамессу невольно коснулся рукой прикрытых набедренной повязкой гениталий.

— К наложницам приведут танцовщиц и певиц?