Ранний старт 4
Шрифт:
— Не любишь коммуняк? А к Сталину как относишься?
— К Сталину?! — Кира начинает чуть ли не молнии метать. — Как можно относиться к тирану, на совести которого миллионы?!
— Значит, плохо, — резюмирую, не обращая внимания на почти бурную реакцию.
— А ты что, хорошо?
— Я?! Нет. Я вообще никак к нему не отношусь. Не участвовал, не привлекался, в родственных отношениях не замечен. Я, видишь ли, сторонник научного подхода ко всему. Но речь не обо мне. О тебе.
За разговорами исполняю приговор осуждённому к поеданию винегрету. Откидываюсь на спинку стула, благодушно наблюдаю за официантом, что несёт нам жаркое
— Если обо мне, то причём здесь Сталин? — Кира благовоспитанно дожидается, когда официант наполнит наши фужеры и уйдёт, пожелав приятного аппетита.
— При том, что ты сейчас проявила вопиющий непрофессионализм, — с удовольствием принюхиваюсь к горшочку, где томится жаркое. — Журналист-профи должен быть похож на хорошего актёра. Он должен быть «пустым» и одинаково ровно и даже с сочувствием разговаривать как с ярым сталинистом, так и кондовым антисталинистом.
После прожёвывания первого кусочка продолжаю. Кира не смогла найти ни одного аргумента против, кроме скептического хмыканья. Никто не говорил, что будет легко. Хотя мне будет. Мне, по большому счёту, начхать, примет она мои советы или нет.
— Как хороший актёр. Вчера он играл серийного убийцу, маньяка-психопата, а сегодня предстаёт в образе святого праведника. И всё у него получается. Потому что он — «пустой». Что в него сценарист и режиссёр заложат, то он и есть. Хороший актёр — это джокер. Таким же джокером должна быть и ты.
— Это что, я не имею права на свои убеждения?
— Выпьем за убеждения, — чокаемся и согласованно отпиваем. — А потом ты их спрячешь как можно более глубоко. Сколько у нас народа в стране уважает Сталина? Половина? Две трети? Вот с двумя третями ты и не сможешь разговаривать. И какой ты журналист? Да никакой.
— А ты как к Сталину относишься? — не удерживается от провокационного вопроса.
— Сказал уже — никак. Сказал уже, что я — сторонник научного подхода. Прежде чем что-то измерить, нужно определиться с мерой, с неким стандартом, с которым сравниваем. Прежде чем кого-то оценивать, надо договориться о критериях оценки.
— И каковы, по-твоему, критерии?
Девушка всерьёз увлеклась темой?
— Эмоциональные, личные и прочий субъективизм не проходит. Никаких личных, родственных, приятельских отношений у меня со Сталиным или, например, Александром Вторым нет и быть не может. Как оценивать правителей и государственных деятелей? Я — сторонник цельного подхода. В каком состоянии правитель, — неважно, как он именуется, — принял страну и в каком оставил. Если есть положительный рост, правитель хорош, если государство сдало позиции — правитель никчёмный. Всё.
Задумывается. Разбираемся со своими блюдами.
— Это грубо, конечно, но в первом приближении сойдёт.
Кира смеётся.
— Не первый раз слышу это выражение. Математики любят так говорить…
Это точно подмечено.
— Тебе нужен проект. Сделаешь на нём имя, а позже само пойдёт.
— Какой проект?
— Масштабный. Конкретнее не скажу. Думать надо. Не-не… тебе думать, это твоя стезя. Лично я даже не знаю, с какой стороны тут подходить.
Умные разговоры иссякают к концу ужина. Как по заказу. На этот раз не опозорился. Ужин оказался даже дешевле прошлого раза. Ведь в этот раз обошлись без морской экзотики. И с моего могучего банковского счёта списалось восемнадцать тысяч с хвостиком. Чаевые выдал наличными, пару штук. Проверил точность, ориентируясь на Киру.
— Полюбился мне ваш ресторан, — говорю напоследок официанту. — Теперь снова буду полгода копить, чтобы зайти к вам.
Смеётся, приняв за шутку. Кира вздыхает.
Отрываюсь в такси. Умные разговоры в аут, мою руку с колена уже не скидывают. Всего лишь не дают подняться выше. То есть сначала дозволяют, но не выше кружевного края чулка. Поглаживание тёплого бедра — двойное удовольствие, тактильное плюс ликование от взятого редута. Роскошная мажорка почти в моих руках. Хм-м, это что? А как же Алиса? Я тоже полигамная скотина, как большинство?
— Зайдёшь ко мне?
Напряжения в голосе не чувствую. И должно ли оно быть, тоже не знаю.
— От приглашений таких девушек не отказываются, — ответствую немного выспренно и расплачиваюсь с таксистом.
По аллейке к её элитному дому идём, взявшись за руки, как школьники. На каблуках она всё ещё выше меня, но это не навечно. Держать Киру за руку, слышать её дыхание приятно. Энергия самца начинает разгоняться, как поезд мощным тепловозом. В примитивном физиологическом смысле. С Алисой такого не было, с ней меня сначала одолевала расслабляющая истома, а затем мы одновременно и безудержно вспыхивали. Сейчас во мне постепенно и неудержимо разгоняется чисто мужское желание овладеть красивой самкой.
— Добрый вечер, Анфиса Егоровна, — Кира здоровается с женщиной средних лет.
Ого! Консьержка? Здравствуй, ещё один признак элитности! Приветствую блеснувшую любопытным взглядом вахтовую даму наклоном головы.
Мои надежды полюбоваться ножками Киры при восхождении по лестнице с грохотом рушатся. Лесенка к лифту слишком коротка, чтобы я успел отстать и вдоволь насладиться зрелищем. Успеваю только отметить их стройность и идеальную ровность стрелок.
В лифте тоже не успеваю на неё наброситься. Слишком недолго едем, подумаешь, седьмой этаж. Пока примериваюсь, отметив отсутствие в глазах девушки готовности к обороне, лифт притормаживает. Пропускаю её вперёд, на дистанции не меньше метра снова есть короткая возможность полюбоваться красивыми ножками под матовым сиянием тонких чулок.
— Вот здесь я и живу, — Кира побрякивает ключами, замок дисциплинированно шуршит, дверь открывается.
— Поставь на задвижку…
Ага, щаз-з-з! Кира, переступив ногами, сгибает правую в колене, намереваясь скинуть туфельку. Не успевает. Прихожая у неё длинная и просторная, шкафы начинаются дальше, так что прижать её к стенке очень удобно.
С наслаждением — почти на холостом ходу разум отмечает его примитивную животность — вминаюсь углами и уступами своего тела в мягкие выпуклости и вогнутости девушки. Правой рукой поддерживаю приподнявшееся бедро. Уже под юбкой за пределами чулка. Левой притискиваю талию. Никакого стеснения не ощущаю, главный выступ моего тела — точка наибольшего давления.
— О-о-х! — Кира слегка удивляется напору и отворачивает лицо.
Поцелуй приходится в шею, ниже скулы. Левая рука оставляет талию и перемещается к более соблазнительным местам. Примяв грудь, ищу возможность и нахожу. Сдёргиваю лямку. При неснятой ещё курточке наряд девушки становится развратно беспорядочным.
— Погоди… — Кира твёрдо упирается в мою грудь обеими ладошками.
Отлипать не собираюсь, смотрю вопросительно: что? Чего годить? Ты чертовски привлекательна, я не хуже, зачем тянуть?