Раскаленная броня. Танкисты 1941 года
Шрифт:
Стрекот пистолетов-пулеметов и одиночные выстрелы внутри укрепления закладывают уши. Двое русских, уже насмерть израненные, ведут бой. Один из штурмовиков вскрикнул и упал на залитый кровью бетонный пол ДОТа – несколько пуль прошили грудь, живот и горло. Он барахтается на земле, хрипит, ладони сжимают шею, но кровь сквозь пальцы бьет тугими струями.
Истекающим кровью красноармейцам удалось закрепить пулемет в направлении дверного проема. Там уже маячили тени очередных штурмовиков. Дуло пулемета выплюнуло несколько пуль. Тень вскрикнула и тряпичной куклой повалилась прямо
Пули ударили в бетонную стену. Флориан пригнулся и тут же почувствовал, как из-под ног уходит земля. Он вскрикнул, испуганно завертел головой, на глаза попалось лицо дяди, рука которого тащила его за шиворот прочь от ДОТа.
Около злосчастного укрепления вновь залегли немецкие солдаты. Короткие очереди не дают им поднять головы.
– Эти сволочи не дадут нам просто так взять его! – рядом с Готлибом и Флорианом шипел солдат в возрасте, на лацкане черно-красная петличка. Обладатель Железного креста сорвал травинку и принялся ее нервно жевать. – Ну до чего упертые! Дохнут, а не сдаются!
– Да, Эмиль, это тебе не французы, – ответил ему еще один штурмовик. Они переглянулись и истерично засмеялись.
С северной стороны от входа в траве шебуршится серая сталь касок. К входному проему вылез огнеметчик, ранец за спиной в виде огромного бутыля лямками врезается в плечи, вперед выставлено дуло, с него с шипением срываются на землю огненные струйки.
– Отходите все! – закричал огнеметчик. – Даю огонь!
Ослепительно-яркая струя жгутом ударила во тьму ДОТа. Тут мгновенно из бойниц рванулось пламя. Воздух наполнился жутким воем, из проема вырвалась объятая пламенем фигура. Она молотит воздух руками, спотыкается, встает и бежит дальше. Раздались одиночные выстрелы – разъяренный командир взвода всадил целую обойму в сгораемого заживо русского. Он повалился на землю, попытался встать и броситься на первого подвернувшегося немца, но вскоре затих. Пламя желтыми языками догрызает остатки одежды и обугленную, нашпигованную свинцом плоть. В округе стоит тошнотворный запах горелого мяса.
Солдаты расположились возле поверженного ДОТа, из бойниц поднимаются кверху жгуты черного дыма. Штурмовики передают друг другу фляжку со шнапсом, делают по глотку, устало вздыхают.
Флориан пить отказался. Даже папироса в горло не идет – давит тошнота.
– Эй, Флори, как ты? – поинтересовался подошедший Готлиб. – Лицо у тебя совсем белое что-то…
– Да, пустяки, – промолвил Флориан, облизнув пересохшие губы, и кивнул в сторону ДОТа. – Спасибо, что вытянул меня с этого ада… Иначе эти русские фанатики сделали бы из меня решето. – Флори сделал паузу, сглотнул и уставился на обгорелое до неузнаваемости тело красноармейца. – Или загрызли бы заживо.
– Ничего, – улыбнулся Готлиб. – Я ведь обещал родителям твоим, что в случае чего – всегда буду рядом. Выручу.
Флориан улыбнулся, но тут же взгляд его вновь стал мрачен.
– Интересно, все русские такие фанатики?
– Ты не думай об этом, Флори, – успокаивает его Готлиб, рука одобрительно легла на плечо, и тут Густав увидел, что рукав чуть
– Где?
– Да вот, – Готлиб осторожно коснулся ладонью ткани, на пальцах осталась кровь. – В руку!
Флориан удивленно посмотрел на свое левое предплечье, дотронулся рукой и тут же вскрикнул – жалящая боль пронзила сотнями стрел.
– Ему в госпиталь надо, – устало произнес один из штурмовиков, выдыхая облако сигаретного дыма. – Проморгаешь – руку отсекут.
– Или того хуже – помрешь в муках нечеловеческих, – добавил второй солдат, он мелко затягивается от папиросы, сплевывает табак. – Гангрена…
Флориан с побелевшим лицом смотрит то на них, то на Готлиба, тот кивнул.
– А где тут госпиталь? – спросил Флориан, голова вертится – он смотрит то на Готлиба, то на отрешенно дымящих штурмовиков. Те в ответ лишь пожали плечами.
– А ты упади на землю и начни верещать «Санитара! Санитара!». Может, и сами прибегут, – заключил один из солдат и залился истеричным гоготом.
Готлиб нахмурился, помог подняться Флориану.
– Пойдем, Флори, отойдем к нашим тыловым. Они точно подскажут.
Идти пришлось долго. Обошли несколько овражков – там залегли солдаты, переводят дух, спешно поедают консервы, несколько раз огибали пологие возвышенности, даже через перелесок довелось пробираться. С каждой пройденной сотней метров Флориан все сильнее стонет, со лба стекают целые потоки холодного пота.
Как же он раньше не заметил ранения, спрашивает про себя Готлиб и тут же отвечает – горячка боя, не иначе.
А вот искать полевой госпиталь не пришлось – протяжные стоны, душераздирающие вопли вперемешку с крепким матом можно было услышать издалека. Прямо у перелеска выросла большая палатка, на ткани – камуфляжные пятна. Рядом сгрудилось несколько грузовиков и бронетранспортеров. С них торопливо сгружают орущих и стонущих солдат. Лицо у Флориана еще больше превратилось в белила – одного из солдат бережно несут на растянутом брезенте, вместо ног обезображенные куски окровавленного мяса, лохмотья мундира смешались с плотью.
– Эй, санитар! – крикнул Готлиб и тут же ухватил свободной рукой пробегающего мимо солдата, на руке белая повязка с красным крестом, передник обильно залит кровью. Санитар остановился, растерянно посмотрел на Готлиба, бросил взгляд на Флориана. Готлиб не отпускает рукав медика. – Помоги ему, он ранен, чуть выше локтя.
Санитар безразлично кивнул и направился к палатке полевого госпиталя, бросил через плечо: «Следуй за мной!»
– Я приду как будет возможно! – крикнул вслед Готлиб.
Флориан послушно шагает за санитаром, боль шипами вонзается в руку, режет бритвами, пальцы стали неметь. Наконец санитар остановился у входа в палатку, покрасневшие глаза уставились на Флориана.
– Ну, что у тебя там? Показывай! – произнес санитар и схватил пораненную руку Флори. Тот вскрикнул, отдернул руку, жгучая боль волной устремилась вверх, молотом ударила в голову.
– Что? И ради этой царапины ты приперся сюда за помощью? – гаркнул санитар, в голосе звучало нескрываемое раздражение.