Расказаченные
Шрифт:
– Гутарят, ты на круг не явился? – обнимая Степана, спросил Афанасий Семенович.
– А мне тот круг без надобности, дядь! Батя сказал сюда ехать, я и приехал.
– Ну пошли ко мне, растолкую, что к чему, – сказал Афанасий Семенович, и они направились в кабинет старшины.
Афанасий Семенович был совсем небольшого роста и крупного телосложения, седоватый, лицо имело округлую форму, а под правым глазом на щеке имелся шрам. Он его получил на войне с турками еще совсем молодым казаком. Имел чин войскового старшины
– Что это делается, дядь? – спросил Степан и присел на стул.
– Казаки не хотят мириться с большевиками. Будем отстаивать свое право на отдельное образование. Каково оно будет – время покажет, – сказал Афанасий Семенович.
– Что ж, получается, война?
– Ты давай езжай к себе, а завтра на службу. Дам тебе самую боевую сотню. Димку прихвати, нечего ему возле мамки сидеть, – приказал Афанасий Семенович.
– Что ж это выходит, дядь! На своих, что ль, идти? – стукнув по столу кулаком, возмущенно спросил Степан.
– Своими были до того, как красную ленточку не повесили, а сейчас чужие! – крикнул Афанасий Семенович. – Иль будем смотреть, как они землю нашу рубают на куски, которую наши деды и прадеды осваивали и кровь за нее проливали! – на повышенных тонах высказал Афанасий Семенович. – А коли встретишь Петьку среди красных, тебе решать, поднимать над его головой шашку иль нет!
– Значит, не брешут казаки – у красных Петька, – с грустью сказал Степан.
– Я вообще не понимаю, дядь, что с людями делается. Выходит, брат на брата? – для Степана это было потрясение.
– Ты, Степан, вот что. Не говори пока Ивану Тимофеевичу про Петьку. Пусть гадает, думает. Вообще никому не говори, а Иринку отвел бы к матушке, пусть там пока будет, – сказал Афанасий Семенович.
– Раз так гутаришь, дядь, значит, надолго свистопляска затянется, – подметил Степан.
Афанасий Семенович взял стоявший рядом стул, присел рядом со Степаном.
– Кто его знает, Степан, наше дело военное: сказали в атаку, значит, в атаку. Ступай. Отдохни, сходи в истопку, побанись. А завтра – как штык в штабе.
– Слухаю! – сказал Степан и пошел к своему верному другу – коню.
Степан прекрасно понимал, что это война собственного народа. «Нет! Эта война двух режимов! Это результат 1917 года, а бьются между собой февральские и октябрьские. Это они не могут поделить власть и землю, а люди? Люди оказались между двух этих самых режимов – это инструмент в борьбе за власть, а какая она потом будет эта самая власть! Вот то-то и оно!» – размышлял Степан Иванович, поглаживая по морде своего коня. Постоял, подумал да запрыгнул в седло. Теперь нужно было доложить все отцу, а у Степана не выходил Петька из головы. Нет, он вовсе его не осуждал, он просто не мог понять, как сражаться друг против друга.
Думал Степан и про Димку, которого придется тащить с собой. «Молод ведь совсем, сопляк еще, но уже в урядниках ходит». Всю дорогу казак думал, но самое тяжелое – как оставить Ирину без своего внимания. «Родить должна. Будет же переживать дуреха, а живот то вон какой – точно крепкий казак будет!» И тут Степан улыбнулся, и печаль его на мгновение куда-то делась.
Станица, где проживали Тишины, называлась Адринская. На въезде в станицу Степан встретил Хлопушина, который возился возле куреня с седлом и что-то мастерил. Хотел мимо прошмыгнуть, но Андрей заприметил.
– Степан Иванович, куда собрался? Мимо братушки проезжаешь!
Степан посмотрел на Хлопушина, развернул коня и медленно направился в сторону Андрея.
– Здорово! Чем занят, Андрей Савельевич? – спросил Степан и спрыгнул с коня.
– Да вот, готовлюсь к походу на красных. Иль ты не знал, что война намечается? – ехидно так поинтересовался Хлопушин.
– Ну почему ж не знал. Казаки гутарят, а я слухаю.
– А я думаю, дай сообщу. Атаман тебя искал, ты заехал бы к нему.
Степан взялся за уздечку и пошел в сторону майдана.
– Зайду, а ты Андрей, не слухай, что брешут, а доверяй правдивым источникам.
– Где же эти источники взять? Это ж ты у нас в родстве с начальниками ходишь, а я простой казак, – подковырнул Хлопушин.
Степан шел и размышлял: «Что его зазирать, какой он был непутевый и варка у него такая же».
– Степан, далеко собрался?
Атаман подоспел. Лагов бежал за Степаном, а тот даже не оборачивался.
– Ты что это, атамана не признал? – одергивая сзади, выговаривал Лагов.
– Семен Петрович, здорово! А я думаю, мне или не мне кликают.
– Ты мне не бреши! Не слыхал он! Где был?!
– В округ ездил, дядьку навестить, – Степан как шел с конем, так и не останавливался, отвечая на вопросы атамана. Лагов бежал, не успевая, и пытался выпытать, что там в округе решают.
– Да, ты ж у нас особенный есаул, родней прикрываешься, но коли живешь в нашей станице, выполнять будешь мои поручения! – кричал атаман.
– А это ты, Семен Петрович, Тюрину скажи. Он мне приказал прибыть завтра на сборы да Димку прихватить, вот я и выполняю приказ. Иль ты перечить старшине вздумал?
– Ладно! Не ворчи, есаул. Хотел узнать, к чему готовиться? – спросил Лагов более уважительно.
– К войне с красными! – сказал Степан и пошел к отцу.
Не то чтобы Степан пренебрегал атаманом, но дела решать ездил к дядьке, особенно военные. Воспитание казака не позволяло перечить старшим, но в Адринской сложилась такая ситуация, что кругом все завидовали Тишиным. Иван Тимофеевич был на хорошем счету, даже награды царские имел. Тюрин был очень влиятельным казаком в округе, вот и бесились казаки, что кому-то все, а другим – ничего. А какую жену Степан отхватил. Хлопушин до сих пор этого забыть не мог.