Расплата

Константа Яна

— Кристина, уходи, — не глядя на нее, бросил Этьен, прижимая Ланса к полу, не давая тому и слова сказать, не то что позвать на помощь стражу.

И она готова бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда, но вспышкой в голове проносится образ сестренки — они за ней придут, и, спасая себя, она обрекает ее. Кристина замотала головой и отчаянные слезы с новой силой побежали по щекам — даже сейчас, когда спасенье близко, на самом деле спасенья нет.

— Кристина! — прикрикнул Этьен, на сей раз обернувшись на девушку.

— Я не могу… Нельзя… Эмма…

— Она в безопасности. Кристина, уходи через балкон. Живо!

Его выкрик подействовал — она ему верит. Верит, что спасет ее, верит, что спасет

и Эмму, и отца… Не понимает, как он оказался здесь, но верит — теперь все позади. Кристина спрыгнула с кровати, позабыв о маленьком деликатном обстоятельстве, и только его взгляд, чуть потемневший, скользнув по обнаженной ее коже, заставляет вспыхнуть от стыда — она раздета, прикрыться ей нечем. По ее взгляду он понимает, что одежды здесь нет, и где ее взять, она не знает.

— Простыня, — не без усилий заставив себя отвернуться, произнес Этьен. — Кристина, живее.

Наспех перевязавшись шелковой простыней, девушка бросилась на балкон. Она ждала, что он выйдет следом, но он не выходил. Кристина обернулась — сквозь стекло она увидела, как мужчина приподнял голову Ланса, зажимая тому рот, и что-то яростно не то выспрашивал, не то выговаривал ему над ухом.

Кристина подошла к ограждению, вглядываясь в ночную темень — второй этаж, невысоко. Конец толстой веревки накрепко привязан к кованой решетке — должно быть, он по ней поднялся, сообразив, что дом может охраняться. Задрав простыню, она все же решилась и перелезла через ограждение — злить своего спасителя она не хотела, а, найдя ее здесь, он наверняка бы разозлился, устав гнать ее из этого змеиного логова.

Она схватилась за веревку и зажмурилась, мгновенно соскользнув вниз. Вот только ожидала она оказаться на земле, а оказалась в чьих-то крепких ручищах, поймавших ее, и, едва, она открыла рот, чтоб закричать, прижавших ее крепко-крепко к пропахшей дорожной пылью груди.

Глава 16

— Тихо-тихо, вот только не надо кричать, — послышался над ухом негромкий приятный голос, а спустя мгновенье, убедившись, что она не закричит, ее приподняли и обхватили за бедра, позволяя чуть отстраниться и рассмотреть того, кого ее руки сейчас невольно обнимают за крепкую шею.

— Кто Вы? — Кристина испуганно вглядывалась в незнакомое улыбающееся лицо напротив.

— Друг, — просто ответил он, и она почувствовала, как мужчина пожал плечами — мол, что тут непонятного, не враг же!

— Друг?

— Ну конечно, друг! — заверил Морис, разглядывая заплаканное личико угодившей в его объятия девушки.

— Тогда поставьте меня на землю, господин друг.

— Босую?! — приподняв бровь, удивился мужчина. — Ну уж нет! Простите, барышня, но Вы сегодня явно одеты не по погоде! А наш доблестный граф, боюсь, мне голову открутит, если я позволю Вам простудиться! Видели, какой он злой сегодня?

— Морис, хватит болтать, — в ту же минуту с грацией ночной кошки Этьен спрыгнул с балкона и в мгновенье ока оказался рядом. — Уходим.

Она и пискнуть не успела, как ее выхватили из чужих объятий и прижали к себе.

Мужчины двигались молча, быстро, слаженно, словно по четко разработанной схеме, иногда оглядываясь друг на друга и общаясь одними лишь взглядами. Кристина не без удовольствия обнимала за шею своего спасителя, уткнувшись носом в его рубашку, а он свою ношу будто и не замечал — словно хищник крался в тени деревьев, унося законную добычу. Куда? Да какая разница? В его руках спокойно и тепло, и ложное чувство непоколебимости этой минуты окутывает эйфорией. Могла ли она мечтать, что в эту недобрую ночь случится чудо, и человек, однажды ее спасший, появится опять? Могла ли она мечтать, что он хотя бы вспомнит

о ней, уехав? Этого человека из ниоткуда, о котором ей известно только имя, она не забывала ни на минуту, хоть и запрещала себе даже думать о нем, не то, что мечтать — такие, как граф, не для нее. И все же помнила она и тихий его голос, и руки, которых почему-то совсем не боялась, и добрый взгляд, твердящий: «Все будет хорошо…» Легкий, едва уловимый запах лаванды от мужчины показался родным и теплым. И она уже хотела вдохнуть его поглубже, как вдруг ее бесцеремонно оторвали от спасительного тепла и усадили на коня. Впрочем, через пару мгновений Этьен запрыгнул следом и вновь крепко-накрепко прижал девушку к себе.

Спала столица сладким сном, и только всадники, пришпорив скакунов, нарушали ее покой, спеша как можно скорее ее покинуть. Этьен молчал. За все время не удостоил Кристину ни словом, ни даже беглым взглядом, и только Морис молча улыбался, замечая, как отчаянно крепко держит наследник девчонку, несмотря на всю ту злость, что бурлит сейчас в сердце. Да, он злился. Злился, хоть и понимал, почему она решилась на столь отчаянный шаг. Злился, хоть и понимал, что выбора у нее не было, и не будь этой свадьбы, случилось бы нечто другое, возможно, куда более неприятное для Кристины. Злился, потому что мог не успеть, и она, его личная маленькая Риантия, оказалась бы опять растоптана Филиппом. Злился, потому что бессилен, и только случайно брошенная Морисом фраза в Абервике спасла девчонку от недоброй участи. Злился на нее, злился на себя, и даже на Мориса, посмевшего держать ее в своих объятиях и что-то там шутить…

Кристина молчала, спиной чувствуя, как бешено бьется сердце ее графа. И холод, видимое безразличие с его стороны заставляет содрогнуться — она чувствует его злость, и ей бесконечно стыдно. Стыдно, что ему опять пришлось спасать ее из пошлой, до мурашек неприятной ситуации. Стыдно, потому что она опять ему обуза. Стыдно, потому что опять он видит ее в неприглядном виде и наверняка ничего хорошего о ней не думает. Стыдно, потому что опять позволила себя растоптать, и она не знает, как объяснить ему, каким ветром оказалась в постели у человека Филиппа — наверняка, он не поймет, да и не захочет понимать, лишь убедится в легкомысленности и глупости напрасно спасенной девчонки… Стыдно. И хочется плакать от собственной беспомощности. Хочется плакать, что он опять видит ее такой.

Уходить пришлось лесными труднопроходимыми тропами — с девушкой в одной лишь простыне передвигаться по городу, не привлекая внимания, весьма проблематично. Через час всадники уже скакали по густому ночному лесу, валясь от усталости, и благо дорога им обоим хорошо знакома: еще немного и будет поворот, за ним извилистая, почти заросшая тропа к надежно скрытой от посторонних глаз поляне.

— Все, привал, — скомандовал Этьен своему спутнику. — Костер на тебе, мы сейчас вернемся.

Морис послушно кивнул, сворачивая на поляну; Этьен же пришпорил коня и тут же скрылся в ночной темноте.

Через пару минут вороной красавец сбавил ход, спускаясь в овраг, и вскоре остановился у небольшого озера, посеребренного лунным светом. Этьен молча спрыгнул, вынуждая Кристину крепко вцепиться в конскую жесткую гриву, и отошел к воде. Он злился, и ему хотелось высказать девчонке все то, что вот уже который час горит и все никак сгореть не может, но что сказать ей? Как сказать? Она напугана, она растеряна, она едва не плачет, и хочется обнять ее, утешить, обогреть; и хочется орать, трясти ее за плечи… В бессилии метался он по берегу, ища разумный выход, боясь наговорить ей лишнего; наматывал круги под внимательный виноватый взгляд девушки и не заметил, как Кристина соскользнула с коня и оказалась рядом.