Расплата
Шрифт:
Личностью Миллер не считался ни среди друзей, ни среди врагов. Так — никчемный человек, не оставивший о себе и памяти никакой в истории, не организуй большевики его похищения. А так, — злословили друзья-ровсовцы, — думай хоть весь день и вспомнить нечего...
Но зато обвиняемая Плевицкая была широко известна. Ее фотографиями — и на суде, и в пору сценических успехов — были полны газеты.
Место рядом с ней на скамье подсудимых пустует. Здесь должен был сидеть генерал Скоблин — тот, кого обвиняют в совершении преступления. На фотографиях и по описаниям тех, кто знал его, это крепкий, стройный для своих лет человек. Простое, ничем, пожалуй, не запоминающееся ординарное лицо офицера. Округлый подбородок, усики, набриолиненные короткие волосы, ниточка пробора слева. Статский костюм, сшитый безукоризненно у лучшего портного. Уголок белого платочка в нагрудном кармане, придающий офицеру несолидный и легкомысленный вид.
Скоблин, генерал-майор, участник
Последний период командования Скоблина ознаменовался с одной стороны, исключительно ценной в тех условиях консолидацией сил полка и необъяснимым разгоном старшего офицерского состава. Целый ряд наидостойнейших штаб-офицеров, причастных к известным боевым кампаниям и создавших славу гвардейцев-корниловцев, был вынужден оставить полк из-за резких разногласий с его командиром. Последние два-три года Скоблин, по общему мнению, не внушал к себе ни доверия, ни симпатии офицеров всего Первого корпуса. Все громче раздавались голоса, обвиняющие генерала в двоедушии и тайной деятельности в пользу неизвестных партий или хозяев. Особо поражены его странным поведением начальники частей корпуса, собравшиеся в 1935 году для выработки и предоставления, командующим доклада о необходимости проведения срочных реформ в РОВСе. Уже тогда Скоблин, как было отмечено позднее, вел двойную игру. Он всеми способами разжигал недовольство генерала Миллера и всячески интриговал против него, донося с «черного хода» ложные сведения о конфиденциальных заседаниях командиров частей корпуса, облыжно оговаривая совершенно неповинных людей и в то же время оставаясь в дружеских отношениях с командующим. Скоблин располагал определенными средствами и не скрывал это. Он хитро привлекал на свою сторону молодых офицеров, всегда противопоставляя себя Миллеру и намекая, что после таинственного исчезновения Кутепова именно он, Скоблин, его заместитель, должен был возглавить Российский Воинский союз. О двойной игре Николая Владимировича некоторые друзья не раз предупреждали Миллера, однако недостаточно единодушно и энергично — из-за неправильно понимаемого ими чувства боевого товарищества и реакции самого начальника РОВСа, полностью доверяющего своему заместителю Скоблину.
В конце февраля 1935 года Скоблин и Плевицкая попадают в автомобильную катастрофу неподалеку от входа в Венсенский зоологический сад. Вел мотор генерал. В интервью журналистам он охотно и подробно рассказывал о происшествии: «Мы ехали на своем авто в Париж нормальным ходом, не ожидая никаких неожиданностей. Было еще светло. Внезапно я увидел на шоссе слева грузовик, шедший на большой скорости. Со страшным грохотом он врезался в сторону. От удара я и Надежда Васильевна были резко отброшены вправо. Несмотря на довольно поздний час к месту происшествия мгновенно сбежались люди. Они извлекли нас из-под обломков и доставили в госпиталь в Сент-Уане. Надежда Васильевна, раненная в голову, находилась в глубоком обмороке. Я, прижатый к стенке автомобиля, получил, как выяснилось, трещину ключицы и перелом лопатки.
«Нас спасла от гибели икона Умиления Божьей матери, которую мы при наших поездках в авто всегда возим с собой, — дополняет мужа Плевицкая. — И в день катастрофы я положила ее в карман левой дверцы. Удар пришелся как раз с той стороны. Как же после этого не верить в чудо!.. Интересно еще то, что, когда мы недавно посетили с мужем вечер дроздовцев, гадалка-француженка предсказала мне, что я проживу долго. Но узнав, что я езжу в автомобиле, она вдруг подняла палец и пророческим тоном произнесла: Attention! Attention![11]»
«От серьезных поражений головы и лица нас спасли безопасные стекла, которые в момент удара разлетелись в порошок. Весь пол автомашины был покрыт точно снегом», — добавил Скоблин. Известная певица сняла повязку и показала журналистам кровоподтек около глаза, который красноречиво говорил о том, какой опасности подвергались супруги. Воспользовавшись случаем, генерал Скоблин подробно рассказал интервьюерам о своих недавних поездках в Бессарабию и по балканским странам, где его принимали с неизменной теплотой и радушием... Газеты недоумевали: кто и почему охотился за первым заместителем начальника РОВСа? Кому понадобилось физическое устранение боевого генерала и очень популярной в Европе русской певицы?.. Подмечались и некоторые несообразности в рассказах Скоблина об автокатастрофе: поздний час, но было еще светло... грузовик, нанесший им сокрушительный удар, внезапно исчез неизвестно
В том же 1935 году генералу Скоблину внезапно пришлось предстать перед офицерским судом чести по предъявленному ему обвинению в связях с... большевиками. Обвинения не подтвердились, и Николай Владимирович был реабилитирован. Позднейшие события 1937 года показали, сколь необоснованными были решения того поспешного организованного суда...
Вызываются свидетели — старшие руководителя Воинского Союза: Витковский , Экк, Шатилов, Абрамов, адмирал Кедров, капитан Смородин и другие офицеры.
Лидия Давыдовна Кутепова — жена первого начальника РОВса. Женщина с величественной осанкой, склонная к полноте. Неопределенного возраста, с лицом, на котором застыло горе. Непререкаемая законодательница мод, манер и тона среди жен офицеров Первого армейского корпуса. Типичная полковая дама
Софья Антоновна и генерал Антон Васильевич Туркул. Во времена гражданской войны двухметровый гигант-молдованин командовал Дроздове к им полком, затем — дивизией. Славился крайней жестокостью, цинизмом, сквернословием и любовью к массовым расстрелам пленных, которые производил лично. Антон Васильевич нарочито появлялся повсюду в полувоенной форме. Узкий френч, подчеркивающий его широкую грудь и мощные плечи, широчайшие галифе ярко-синего цвета, высокие, тонкого хрома бордовые сапоги выше колен делали его фигуру еще длинней, грозней я внушительней. Конец войны в годы пребывания в Европе нисколько не изменяли его грубой манеры, а общество, в котором он постоянно вращался, нисколько не трансформировало ни его лексикон, ни обычный тон его разговора, выдававшего в нем боевого рубаху-генерала, одно имя которого заставляло трепетать и красного казачину, и бесстрашного матроса-скитальца морей (порубал их немало в прошлые годы), и либеральствующего интеллигентика, так и не сумевшего разобраться с кем он — с Россией или против нее. И все же в дни процесса это был Туркул и уже не Туркул. Время оставило и на нем свои заметные следы. Гигант порой сутулился, кожа на шее стало дряблой, щеки сморщились и отвисли, как у старого, недавно еще доброго сторожевого пса — наподобие бульдога Макса, что сопровождал его на всех фронтах, а потом внезапно пропал, сгинул во время эвакуации из Крыма...
Суду присяжных были представлены адвокаты Плевицкой — Стрельников и Филонемко (в прошлом «комиссар» в правительстве Керенского, эсер).
3
Что же стало известно полиции?
Между девятью и десятью часами утра генерал Миллер вышел из своей скромной квартиры в Булонии. На нем был светло-серый костюм, весьма поношенная серая шляпа и бежевый габардиновый плащ английского фасона без пояса. В руках — темно-коричневый портфель. Ни в штабе РОВСа, ни в Галлиполийском собрании генерал Миллер не появлялся. Евгений Карлович был очень пунктуальным человеком во всем до педантизма. Если он задерживался, пусть не надолго, к семейному обеду, обязательно телефонировал — предупреждал жену и дочь о каких-либо непредвиденных обстоятельствах и непременно информировал о сроках своего возвращения.
В тот день Миллер домой не позвонил. Встревоженные родственники уже вечером обратились к полиции. Забеспокоились и в штабе РОВСа: в определенный час генерал не появился в офицерском обществе Северян. С заявлением выступил адмирал Кедров. Он безапелляционно заявил: «Миллер и Кутепов — несомненные жертвы большевиков». Направляясь на свидание с неизвестным лицом, Евгений Карлович, вероятно, считал его германским военным агентом в Прибалтике, сопредельной с СССР стране, несомненно располагающим важными сведениями. Из того факта, что начальник РОВСа не сообщил о встрече никому из своих сотрудников, Кедров делал предположение об обязательстве гея дола Миллера держать предстоящее свидание в абсолютной тайне, так как военный агент либо лицо его заменяющее, действовали без ведома своего начальства, под контролем французских агентов. И поэтому особо дорожили соблюдением тайны. Вероятно, у генерала Миллера в последний момент возникли определенные подозрения о ловушке, не перешедшие, однако, в уверенность. Он пошел на свидание один, чтобы не спугнуть «дичь», ограничившись лишь уведомлением своего сотрудника о том, что оставляет письмо на имя генерала Кусонского, которое должно быть вскрыто не ранее десяти часов вечера — в случае, если генерал не вернется и не заберет своего послания... Сейф начальника РОВСа был вскрыт в начале десятого. Извлечена записка, повергшая присутствующих в состояние растерянности и крайнего замешательства. В ней сообщалось: «У меня сегодня встреча в половине первого пополудни с генералом Скоблиным на углу улицы Жасмен и улицы Раффе. Он должен пойти со мною на свидание с двумя немецкими офицерами, вероятно, военными атташе при лимитрофных государствах Штроманом и с Вернером, служащими в здешнем посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка и, на всякий случай, я оставляю эту записку. Генерал-лейтенант Миллер».