Расплата
Шрифт:
Был допрошен полковник Мацылев. Он показал, что Скоблин, вызванный из отеля «Пакс» Кедровым и Кусонским, покинул отель без шляпы, с черным пальто на руке. Француз, сторож гаража на бульваре Першинга, припомнил, что человек, явившийся к нему ночью и спрашивающий полковника Мацылева, был в шляпе. Разные данные даже в таких мелочах!..
Н. Е. Миллер, сын исчезнувшего генерала, дал показания комиссару полиции Рошу об отношении генералов, которые он назвал дружескими и товарищескими. Н. Е. Миллер обратил внимание Роша на инцидент, имевший место вскоре после похищения Кутепова. 2 августа 1930 года Миллер и его семья едва не стали жертвами автомобильной катастрофы. Генерал в сопровождении дочери и бывшего адъютанта Изюмова, ехал из Эпинея в Париж. Близ Жювизи на них налетел
Тут можно кстати сказать и о комиссаре полиции. Рош — истый француз, во всем не терпел не только разных цветных, приезжавших на «гастроли» во Францию (в каждом он видел потенциального вора или убийц), он не терпел и веек этик политиканствующих иностранцев — сторонников коагуляров, Муссолини,
Франко или Гитлера, — в том числе и воинствующих русских, среди которых каждый второй представлялся генералом, а девятый является им и организатором какого-либо тайного общества, продающемся если не ГПУ и не кремлевским диктатором, то испанским республиканцам или, — по крайней мере, — парижскому Народному фронту. Всех этих людей Рош ненавидел. Он был бы счастлив, если они перебили, уничтожили друг друга как можно скорее. По роду службы Ровву приходилось порой скрывать свои чувства, но следует признать, это плохо удавалось ему. Лозунг «Франция — французам», то и дело приходилось убирать в сейф, но с собой комиссар ничего не мог поделать: углы этого лозунга то и дело вылезали наружу, торчали из каждого слова, каждой фразы непримиримого полицейского.
Получив новое дело к расследованию, Рош сделал предварительное заявление для прессы: «Мы не ошибемся, если скажем, что полиция разыскивает тело генерала Скоблина. Маловероятно, что Скоблин, уже достаточно изобличенный некоторыми белыми генералами как большевик, еще жив. Весьма мало шансов, что он успел убежать. Его убили те, кто его изобличил и счел подлинным предателем. За Скоблиным после пропажи его непосредственного начальника Кутепова без сомнения было установлено самое тщательное наблюдение». Предположение полицейского комиссара поддержала дочь Миллера, госпожа Чекан, утверждающая, что Николая Владимировича, конечно же, «уже нет в живых». Он знал слишком много и его должны были убить те, кому он служил. В первый раз два гада назад, когда он подвергался обвинению, он знал, что доказательств нет и потому не бежал. Теперь он спрятался, исчез... Если Скоблин был советским агентом, то был им не со вчерашнего дня. Ведь поселялся он во Франции незадолго до похищения Кутепова...»
Мало прибавило материалов следствию обращение к начальнику общей канцелярии князю С. Е. Трубецкому и полковнику А. А. Зайцеву, отвечавшему при Кутепове за осведомительную работу в России: «Был ли и при Кутепове связан с ГПУ Скоблин? Какие отношения существовали между ними?» — «Кутепов являлся почетным корниловцем. Со Скоблиным он был на «ты», относился к нему с полным доверием».«Мог ли Скоблин иметь отношение к связям Кутепова в России?» — «К вашему делу он отношения не имел. И не о всех своих свиданиях, связанных с этой работой, ставил нас в известность. С людьми, ездившими в Россию, он сносился непосредственно без нашего ведома. В таких случаях принимало участие лишь лицо, рекомендовавшее «курьера», — «Вероятно ли, что таких «курьеров» рекомендовал Скоблин?» — «Точно ответить невозможно. Я затрудняюсь».
Вопросы Трубецкому были о том же. «Доверие существовало несомненно — полное, как к боевому товарищу. Скоблин являлся бравым, доблестным генералом. Подозревать его в чем-либо никому не приходило в голову. Это было бы просто смешно».
Рош задал вопрос Зайцеву об отношениях к Плевицкой.
«И к ней, разумеется, я относился с полным доверием, — ответил полковник. — Однако я припоминаю... такие, например, факты. После похищения генерала Кутепова в течение двух-трех недель я ежедневно, в одиннадцать вечера, приезжал к Лидии Давыдовне для доклада
Комиссар, исследуя доходы, которыми располагала чета Скоблиных, выяснил следующее: генерал имел автомобиль, земельный участок в Озуар ла Фуррьер и второй — на юге Франции. За счет каких источников, неизвестно, ибо концертные турне Плевицкой были довольно редки — один-два в год. Финансовый достаток начался после тридцатого года. До этого бывали времена, когда популярная артистка, по отзывам соседей, зачастую ходила в стоптанных башмаках...
5
Вечером в четверг 23 сентября полиция доставила известную певицу в тюрьму «Птит Рокетт». Директор проверил приказ об аресте. Были взяты отпечатки пальцев. Затем две надзирательницы в черных глухих платьях подвергли ее тщательному обыску — отобрали деньги, сумочку, тюбик со снотворным. В камере, куда ее препроводили, находились еще две женщины. Всю ночь Плевицкая громко рыдала. Монахиня — сестра Анжелика, ухаживающая за ней, тщетно пыталась выяснить, в чем нуждается подследственная и есть ли у нее адвокат. Плевицкая, так и не овладевшая французским языком, с трудом объяснила, что ей нужно белье и платки, а потом, перейдя на русский, сказала:
— У меня пропала память. Я ничего не могу вспомнить. И фамилию адвоката забыла. Он русский. Известный всем.
— Не Филоненко ли?
— Совершенно верно! Он хороший. Заклинаю вас, помогите мне. Боже мой! За всю свою жизнь никогда худого слова никому не сказала. Помогите мне вызвать этого Филоненко, умоляю!..
В кабинете судебного следователя состоялась их встреча. Захлебываясь слезами, Плевицкая бормотала:
— Мне кажется, меня заживо похоронили и все обо мне забыли. Бросили, отвернулись.
Оставшись с ней наедине, Филоненко попросил рассказать обо всем происшедшем правдиво. Плевицкая дважды перекрестилась:
— Клянусь, я ничего не знала и не знаю. Весь день в среду мы с мужем ездили по делам, вместе завтракали. Говорят, я неправду показала следователю насчет часа завтрака. Уходя из кондитерской, я посмотрела на часы и мне показалось, что уже 12 с половиной. Но я ведь близорукая и могла ошибиться. Потом муж повез меня к портнихе, потом мы были на вокзале — провожали дочь генерала Корнилова. В последние дни, в связи с корниловскими праздниками, мы совершенно выбились из сил. В среду рано пообедав в Галлиполийском собрании, рано легли спать. Когда в час ночи за мужем пришли, мы со сна ничего не поняли. Он так торопился, так быстро одевался, что забыл на столе свой бумажник — там были все наши деньги: 50 фунтов и 7 тысяч франков. Вот эти-то деньги и нашли у меня при аресте. А муж ушел без гроша... Прошел час, два. Вернувшись в гостиницу, в начала смертельно беспокоиться. Смертельно. Стояла у окна, тряслась, как в лихорадке, и ждала. Я поняла — случилось несчастье... Рассвело, а его все не было. Появилась полиция, меня начали допрашивать. В 8 утра я отправилась в Галлиполийское собрание, надеясь узнать, что стало с мужем. Никто ничего не знал. Я пошла бродить по улицам. Я не встретила его... Разве вы можете подумать, что я что-то утаиваю?! Да если б я встретила его, я б вцепилась в него обеими руками, я на смерть пошла бы вместе с ним!
— Почему же вы не отправились к жене Миллера? Ведь вы были дружны, не так ли? — перебил ее адвокат Фнлоненко и его полное лицо человека, знающего все заранее, приняло скучающее выражение.
— Не знаю... Я потеряла голову... Я обезумела. — Плевицкая вновь заплакала, заламывая руки. — Я крутилась по улицам, вглядываясь в лица прохожих. Казалось, сейчас вот я встречу мужа и все выяснится. Я садилась в какие-то автобусы, ездила в такси — не знаю, не помню, какие адреса давала шоферам. Я с ума сходила от горя. Домой боялась вернуться, думала, меня там убьют.