Расплетая радугу: наука, заблуждения и тяга к чудесам
Шрифт:
Просвещенные богословы, которые не верят буквально в непорочное зачатие, чудесное шестидневное творение, пресуществление или пасхальное воскресение, тем не менее любят придумывать, что эти события могут означать символически. Это — как если бы модель двойной спирали ДНК была бы в один день опровергнута, но ученые, вместо того, чтобы признать, что они просто ошиблись, отчаянно разыскивали бы символическое значение такое глубокое, чтобы оно смогло избежать простого фактического опровержения. «Конечно», — говорили бы они, — «мы больше не верим буквально в двойную спираль. Она действительно была грубым упрощением. Это была история, которая была правильной для своего времени, но теперь мы пошли дальше. Сегодня двойная спираль для нас имеет новый смысл. Совместимость гуанина с цитозином, соответствие аденина с тимином, как перчатки с рукой, и особенно хорошо знакомое
Отец, Сын, и Святой дух; протоны, нейтроны и электроны; мужской, женский и средний; Хьюи, Дьюи и Луи; и так далее, страница за страницей.
Чуть более серьезно, сэр Питер Медавар, выдающийся британский зоолог и эрудит, которого я цитировал ранее, изобрел
великий новый универсальный принцип комплементарности (не Бора), согласно которому есть существенное внутреннее сходство в отношениях, которые содержатся между антигеном и антителом, мужчиной и женщиной, электроположительным и электроотрицательным, тезисом и антитезисом, и так далее. Эти пары схожи тем, что у них действительно есть определенные соответствующие противоположности, но это все, что у них есть общего. Сходство между ними не является таксономическим ключом к другой, более глубокой взаимосвязи, и наше признание ее существования означает конец, а не начало цепочки мыслей
Хотя я цитирую Питера Медавара в контексте опьянения от символизма, я не могу устоять от упоминания его разгромного обзора «Феномена человека» (1959), в котором Тейяр де Шарден «прибегает к той полупьяной эвфемистической поэзии в прозе, которая является одним из наиболее утомительных проявлений французского духа». Эта книга для Медавара (и теперь для меня, хотя я, признаюсь, был очарован, когда прочитал ее, будучи сверхромантичным студентом), квинтэссенция плохой поэтической науки. Одной из тем, которые затрагивает Тейяр, является эволюция сознания, и Медавар цитирует его следующим образом, снова в «Республике Плутона»:
К концу третичного периода психическая температура в клеточном мире росла в течение более чем 500 миллионов лет… Когда антропоид, так сказать, был доведен «ментально» до точки кипения, было добавлено немного дополнительных калорий… Большего количества не требовалось для того чтобы расстроилось все внутреннее равновесие… Благодаря крошечному «тангенциальному» возрастанию, «радиальное» развернулось в обратную сторону и, так сказать, сделало бесконечный шаг вперед. Внешне, почти ничего в органах не изменилось. Но в глубине произошел большой переворот, сознание теперь прыгало и кипело в пространстве сверхчувственных отношений и отображений…
Медавар сухо комментирует:
по аналогии, это должно быть объяснено испарением воды, когда та доведена до точки кипения, и образ горячего пара остается, когда все остальное забыто.
Медавар также обращает внимание на пресловутую любовь мистиков к «энергии» и «вибрации», техническим терминам, злоупотребление которыми призвано создавать иллюзию научного содержания, там где нет вообще никакого содержания. Астрологи также, думают, что каждая планета источает свою собственную, качественно отличную «энергию», которая затрагивает человеческую жизнь и имеет сродство с какой-то человеческой эмоцией; любовью в случае Венеры, агрессией для Марса, интеллектом для Меркурия. Эти планетарные качества основаны — а как же! — на характерах римских богов, в честь которых названы планеты. В стиле, напоминающем призывателей дождя аборигенов, зодиакальные знаки, кроме того, отождествляются с четырьмя алхимическими «элементами»: землей, воздухом, огнем и водой. Люди, родившиеся под земными знаками, такими как Телец, если процитировать астрологическую страницу, выбранную наугад из всемирной сети,
надежны, являются реалистами, приземленны… Люди с водой в знаке являются сочувствующими, сострадающими, заботливыми, чувствительными, экстрасенсорными, таинственными и обладают интуитивным восприятием… Те, у кого воды нет, могут быть неприятными и холодными.
Рыбы — водный знак (интересно, почему), и элемент воды «представляет энергию бессознательной энергии и силы, мотивирующую нас…»
Хотя книга Тейяра заявляется как научная работа, ее психическая «температура» и «калории» кажутся примерно так же бессмысленными, как астрологические планетарные энергии. Метафорические словоупотребления не соответствуют своим аналогам в реальном мире. Либо нет вообще никакого подобия, либо это подобие препятствует пониманию, а не способствует ему.
Со всей этой негативностью мы не должны забывать, что именно использование символической интуиции раскрывает подлинные образцы подобия, что приводит ученых к их самым большим открытиям. Томас Гоббс зашел слишком далеко, когда сделал вывод в главе 5 «Левиафана» (1651), что
аргумент есть шаг, рост науки — путь, а благо человечества — цель.
И, напротив, метафоры, бессмыслицы и неоднозначные слова похожи на несбыточные надежды, рассуждения о них — на блуждание среди бесчисленных нелепостей, и их результатов, раздоров, мятежей или презрений.
Мастерство владения метафорами и символами является одним из признаков научного гения.
Литературовед, богослов и детский писатель К.С. Льюис, в эссе 1959 года, провел различие между авторитетной поэзией (в которой ученые, скажем, используют метафорический и поэтический язык, чтобы объяснить остальным что-то, что они уже понимают), и ученической поэзией (в которой ученые используют поэтические образы, чтобы помочь себе в своих собственных взглядах). Важны оба, но здесь я подчеркиваю второе использование. Открытые Майклом Фарадеем магнитные «силовые линии», которые мы можем представить состоящими из упругого материала в натянутом состоянии, стремящимися выпустить свою энергию (в смысле, строго определенном физиками), были жизненно важны для его собственного понимания электромагнетизма. Я уже использовал поэтический образ неодушевленных тел у физика — скажем, электронов или световых волн — стремящихся минимизировать свое время прохождения пути. Это простой способ получить правильный ответ, и удивительно то, как далеко он может зайти. Я когда-то слышал, что Жак Моно, великий французский молекулярный биолог, говорил, что приобрел химическую интуицию, представляя, как бы это ощущалось — быть электроном в определенном молекулярном соединении. Немецкий химик-органик Кекуле рассказывал, что ему приснилось бензольное кольцо в форме змеи, пожирающий свой хвост. Эйнштейн всегда воображал: его экстраординарный ум, ведомый поэтическими мысленными экспериментами через моря мысли, более странных, чем у Ньютона.
Но эта глава о плохой поэтической науке, и мы приводим негативный пример, присланный мне корреспондентом:
Я полагаю, что наша космическая среда оказывает огромное влияние на ход эволюции. Как еще мы можем объяснить спиральную структуру ДНК, которая может быть таковой или из-за спиральной траектории поступающего солнечного излучения, или пути Земли, вращающейся вокруг Солнца, который вследствие того, что его магнитная ось наклонена на 23.5° от перпендикуляра, является спиральным, отсюда солнцестояния и равноденствия?
Реально не существует ни малейшей связи между спиральной структурой ДНК и спиральным путем излучения или орбиты планеты. Ассоциация является поверхностной и бессмысленной. Ни одна из этих трех не помогает нашему пониманию любых других. Автор опьянен метафорой, очарован идеей спирали, которая вводит его в заблуждение о существовании связи, что не проливает никакого света на истину. Называть это поэтической наукой слишком благосклонно: это больше походит на богословскую науку.
Недавно в поступающей мне почте было зарегистрировано резкое повышение средней нагруженности «теорией хаоса», «теорией сложности», «нелинейной критичностью» и подобными фразами. Не поймите неправильно, я не говорю, что у этих корреспондентов отсутствует малейшее понятие о чем они говорят. Но я скажу, что трудно определить, действительно ли это так. Культы нового века всех видов купаются в бутафорском научном языке, бездумно повторяемом, наполовину понятом (нет, меньше, чем наполовину) жаргоне: энергетические поля, вибрация, теория хаоса, теория катастроф, квантовое сознание. Майкл Шермер, в «Почему Люди Верят В Странные Вещи» (1997), цитирует типичный пример: