Распутин. Три демона последнего святого
Шрифт:
Узнав о покушении на Распутина, Николай II писал министру внутренних дел Маклакову: «Николай Алексеевич. Я узнал, что вчера в селе Покровском Тобольской губернии совершено покушение на весьма чтимого нами старца Григория Ефимовича Распутина, причем он ранен в живот женщиной. Опасаясь, что он является целью злостных намерений скверной кучки людей, поручаю вам иметь по этому делу неослабное наблюдение, а его охранять от повторения подобных покушений…»
По приказу императора Распутина стали охранять. Ответственность за его безопасность была возложена на Петроградское охранное отделение, возглавляемое генералом Глобачевым.
Распутин
Великая Княгиня Елизавета Федоровна не преминула откликнуться на происшествие. Спустя несколько дней после покушения она написала письмо, правда, не сестре, а ее мужу:
«Дорогой мой Ники! Мое сердце и душа так сильно болят, что я не могу удержаться, чтобы не послать тебе несколько строк. Должно быть, Ты и бедная дорогая Аликс мучаетесь и страдаете. Скажите ей, что я молюсь о ней всей силой моей души. Ты знаешь, что я терпела эти годы за Вас, из-за этой бедной души, но я всегда молилась за него, так же как и за Вас, чтобы Извечный Свет разогнал тьму и спас от всех зол, а сейчас — более чем когда-либо».
Уже 21 августа в дневнике императора появилась запись: «После обеда видели Григория, в первый раз после его ранения».
25 августа: «Вечером видели Григория».
14 сентября: «Вечером долго ждали приезда Григория. Долго потом посидели с ним».
19 сентября: «Видели недолго Григория вечером».
7 октября: «Вечером хорошо побеседовали с Григорием».
17 октября: «Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения на Черном море! Только вечером под влиянием успокаивающей беседы Григория душа пришла в равновесие».
Жизнь восторжествовала над смертью.
Пока Распутин в Покровском залечивал рану, началась Первая мировая война.
«Отец был горячим противником войны с Германией, — вспоминала Матрена Распутина. — Когда состоялось объявление войны, он, раненный Хионией Гусевой, лежал тогда в Тюмени, Государь присылал ему много телеграмм, прося у него совета и указывая, что министры уговаривают Его начать войну. Отец всемерно советовал Государю в своих ответных телеграммах „крепиться“ и войны не объявлять. Я была тогда сама около отца и видела как телеграммы Государя, так и ответные телеграммы отца. Отец тогда говорил, что мы не можем воевать с Германией, что мы не готовы к войне с ней, что с ней как с сильной державой нужно дружить, а не воевать. Это его так сильно расстроило, что у него открылось кровотечение из раны».
Увы, на этот раз уговорить Николая II не удалось. Россия вступила в войну на стороне Англии и Франции против Германии и Австро-Венгрии. Недалекий и недальновидный российский император делал все возможное, чтобы приблизить собственный конец.
Вырубова вспоминала, что первая реакция Николая на настойчивые призывы Распутина к миру с Германией и миру вообще была резко отрицательной: «В это время пришла телеграмма из Сибири от Распутина, которая просто рассердила Государя. Распутин был сильно настроен против войны и предсказывал, что она приведет к гибели Империи, но Государь отказался в это поверить и негодовал на такое, в самом деле почти беспрецедентное вмешательство в государственные дела со стороны Распутина».
Действительно — беспрецедентное, но вопрос того стоил. Решалась судьба страны, судьба династии, судьба всего мира.
И вот еще из воспоминаний Вырубовой: «…в начале войны
Сказано же: «Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот» (Марк. 3:24–25).
26 июля выступая перед делегацией, состоявшей из членов обеих палат — Государственной думы и Государственного Совета — в Николаевском зале Зимнего дворца, император сказал: «Тот огромный подъем патриотических чувств, любви к родине и преданности к престолу, который, как ураган, пронесся по всей земле нашей, служит в моих глазах — и, думаю, в ваших — ручательством в том, что наша великая матушка Россия доведет ниспосланную Богом войну до желаемого конца».
Закончил Николай II свою речь словами уверенности, что «все, начиная с меня, исполнят свой долг до конца. Велик Бог земли Русской!»
В библиотеке Йельского университета хранится письмо (подлинность которого не вызывает сомнений), посланное Григорием Распутиным Николаю II из Тюмени. По словам Матрены Распутиной, Николай хранил это письмо при себе, а в Тобольске, незадолго до смерти, через камердинера Императрицы передал его Борису Соловьеву, мужу Матрены.
Вот текст письма, написанного в обычной малограмотной манере Распутина: «Милой друг есче разскажу грозна туча нат расеей беда горя много темно и просвету нету, слез то море и меры нет а крови? что скажу? слов нет, неописуоммый ужас, знаю все от тебя войны хотят и верная не зная что ради гибели, тяжко божье наказанье когда ум отымет тут начало конца. ты царь отец народа не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ вот германш победят а рассея? подумать так воистину не было от веку горшей страдальицы вся тонет в крови велика погибель без конца печаль Григорий».
И можно ли после этого сомневаться в том, что Григорий Распутин был провидцем?
Французский посол Морис Палеолог 12 сентября 1914 года записал в своем дневнике: «Распутин, выздоровевший после нанесенной ему раны, вернулся в Петроград. Он легко убедил императрицу в том, что его выздоровление есть блистательное доказательство божественного попечения.
Он говорит о войне не иначе, как в туманных, двусмысленных, апокалиптических выражениях; из этого заключают, что он ее не одобряет и предвидит большие несчастия».
Однако с началом войны Распутин рассудил, что, снявши голову, по волосам не плачут, и раз уж война началась, надо добиваться победы. Именно так — добиваться победы.
«Я до войны был за дружбу с немцами, — признавался Распутин начальнику Канцелярии министра двора генералу Мосолову. — Это было лучше для Государя. А раз началась война, то надо добиваться победы: а то Государю будет плохо».
О том же вспоминал и Владимир Гурко: «Относясь очень отрицательно к самому факту войны с Германией, утверждая даже, что, если бы он был при Царе в дни, предшествовавшие войне, он убедил бы его войны отнюдь не допускать, Распутин наряду с этим говорил, что коль скоро войну начали, необходимо довести ее до победы».