Распутин
Шрифт:
— В начинаниях подобного рода раньше, — говорил Георгиевский, — люди до странности пренебрегали таким фактором современной жизни, как наука, как техника. Зачем буду я колупать там что-то такое своими руками, когда за меня может сделать машина?
— А деньги? — сказал Константин Павлович, дымя.
— Была бы идея, а деньги будут! — тряхнув волосами, сказал очень уверенно Георгиевский. — Деньги — это последнее дело… Мы освободим человека от подъяремного труда с первых же шагов: пахать у нас будет машина, доить — машина, посуду мыть — машина, всюду машина, где она только может заменить человека. Нельзя в наше время закрепощать так человека, как делали это раньше. Это просто непроизводительно, невыгодно.
— Вот! — тихонько ударяя по столу, подтверждал Догадин. — Вот… Пропаганда не словом, а делом…
— Впрочем, все это мы оставим пока, — сказал Георгиевский. — Мы используем это утро, чтобы навести у уважаемого хозяина справки о здешних землях… Как старожил и опытный хозяин, вы, вероятно, не откажетесь помочь нам советом…
— Вы говорите, что вам нужно не менее пятисот десятин и чтоб непременно на берегу моря? — сказал Константин Павлович, налаживая себе новую папиросу. — Так?
— Да, разумеется, при море… Не говоря уже об эстетической стороне дела, море нам нужно при здешнем бездорожье и для вывоза и ввоза. Да и купанье вещь недурная…
— А спорт? — вставил серый Догадин. — Ему отведено в коммуне почетное место…
— Так… — сказал Константин Павлович. — Чтобы быть ближе к делу, позвольте узнать, какими средствами вы располагаете на покупку такого участка?
— За деньгами дело не станет… — несколько нетерпеливо повторил Георгиевский. — Денег нам дадут сколько угодно…
— Так-с… На покупку такого участка вам надо будет по меньшей мере полмиллиона… И это при исключительной удаче…
Георгиевский вытаращил глаза, и его красивое лицо стало немножко смешным.
— Как — полмиллиона? — воскликнул он. — Да нам говорили, что на Кавказе есть еще земли по пятьдесят рублей десятина!..
— Есть и дешевле — где-нибудь в Закавказье, в горах, далеко от моря… Да и здесь подальше от моря можно еще купить рублей по триста…
— Вот так штука! — растерянно проговорил серенький Догадин. — Это все наши расчеты ставит кверху ногами…
— Нисколько! — живо отозвался Георгиевский. — Нисколько! Ты сам знаешь, сколько богатых людей заинтересовалось нашим делом. Наконец, есть банки… Нельзя же с первого баца так вешать нос…
— Вот это так! — воскликнула Евгения Михайловна. — Вот такой язык я люблю слушать…
Софья Ивановна и хозяйка презрительно посмотрели на нее.
— Да, разумеется! — воскликнул польщенный Георгиевский. — Мы, русские люди, ужасные рохли… Ну что же такое? Полмиллиона — так полмиллиона, важная штука! Были бы силы да мозги в голове…
— Вот именно! — с явной насмешкой сказал Константин Павлович, теряя весь интерес к делу. — Ну, Софья Ивановна, едемте на корчевку, а они тут пусть налаживают коммуны…
— Нет, нет, прошу вас, подождите… — остановил его Георгиевский. — Дайте же расспросить вас до конца… А ты записывай… — обратился он к Догадину.
— Ну, спрашивайте, но поскорее… — с аффектированной покорностью судьбе опустился на стул Константин Павлович. — У меня время — деньги…
Ядвига Карловна недовольно поморщилась. Яся презрительно щурила глаза. Софья Ивановна откровенно любовалась энергической фигурой Георгиевского: вот таких мужчин она любила…
Вдали в горах вдруг что-то тяжело ухнуло.
— Что это такое? — навострили все уши.
— Взрыв… — отвечал Константин Павлович. — Мой дед Бурка камень рвет… Нет… — вдруг оживился он. — Вы мне прежде всего скажите, за каким, извините, чертом вы всю эту ахинею затеяли…
— Извините меня тоже, но я прямо поражен вашим вопросом… — оскорбленно, но с достоинством отвечал Георгиевский. — Я понял
— Извиняюсь… Ахинеюберу назад… — сказал Константин Павлович. — Но ради Создателя разъясните нам, бедным провинциалам, на что все это нужно?
— Нужно это на то, — сразу загораясь, уверенно заговорил Георгиевский, — что капиталистический период истории всюду и везде приходит к своему логическому завершению: социальной революции. У меня огромные связи с заграницей, я получаю массу книг, писем, газет, журналов оттуда, и вы не можете себе представить, до какой степени многообразны и красноречивы признаки этой близкой катастрофы капитализма, этого ужасающего крушения сгнившего буржуазного мира и грядущего обновления человечества! Во всех без исключения странах растут и множатся революционные рабочие армии — вглядитесь хотя бы только в рост германской социал-демократии! — везде грохочут взрывы бомб наиболее нетерпеливых из протестантов, везде и всюду брожение в войсках и, как следствие этого, переполненные военные тюрьмы со всеми их ужасами вроде той французской Бириби, о жестокостях которой мы все читали, везде пустеют церкви, везде проваливается парламентаризм, и тайные и явные печатные станки заливают страны потопом революционной литературы… Мы на пороге катастрофы старого мира, мы на пороге социальной революции! Маленький толчок какой-нибудь, и весь старый мир, запылав, повалится в пропасть. И мы, понимая неизбежность благодетельной катастрофы этой, должны теперь же подготовить в грядущем хаосе этом необходимые точки опоры для обновления человечества, те ячейки, вокруг которых будут группироваться силы борцов за новый мир. Вот основная мысль нашего дела: не только разрушать, но и созидать! И не думайте, что наша «Живая вода» так только и замкнется на этом берегу: нет, от этой колонии-матери мы будем отпускать все чаще и чаще молодые рои борцов для основания все новых и новых ячеек. И это совсем не так трудно, как кажется: ведь подобные начинания существуют уже и в западных странах, как Франция, Бельгия и Швейцария с их «milieux libres [26] » — так назвали там эти молодые земледельческие коммуны…
26
Свободные союзы (фр.).
— Превосходно! — воскликнула Евгения Михайловна. — Какое колоссальное дело!
— И большие средства собрали вы на это все? — опять настойчиво спросил Константин Павлович.
— Опять повторяю: дело за средствами не станет! Наше начинание возбуждает в России огромный интерес… Если бы вы могли видеть ту массу писем, которые я получаю со всех концов…
Этот упорно уклончивый ответ в вопросе о средствах окончательно расхолодил Константина Павловича, и он, решительно поднявшись, пригласил Софью Ивановну ехать на ее участок.
— Ну-с, если понадобятся мои услуги в делах приискания подходящей земли, я в вашем распоряжении, — сказал он, — а вы пока толкуйте о ваших делах. Я в революции ничего не понимаю…
И он выразительно посмотрел на жену и дочь: не мешать!
Он с Софьей Ивановной в легком шарабанчике уехал, а на террасе снова закипел горячий разговор.
Митрич, запоздавший к началу собрания, — дикий кот передушил у него за ночь всех их восемнадцать кур, и надо было прибрать это поле битвы — подходил к усадьбе Сияльских. И из-за багряной стены глицинии он услышал самоуверенный голос Георгиевского, который раздельно и громко читал: