Распятая на звезде
Шрифт:
Решено было, что с Маргаритой Павловной и неразлучной с ней Ольгой в Гальяново поедут Аничковы и Имшенецкие, в последнее время принимавшие в судьбе Аксеновых самое деятельное участие.
В дорогу отправились, по обыкновению, утром. Через пару часов были уже на месте. Пока уложили в домашнюю постель Маргариту Павловну, пока подготовили дом к жизни в кардинально изменившейся ситуации, прошло еще какое-то время. Только-только закончили хлопоты, как во дворе послышались молодые мужские голоса, крики и такой неуместный нынче смех… А спустя мгновение в дверях показался Александр Дмитриевич собственной персоной!
Триумфальное шествие советской власти
Усадьба
Реакция собравшихся на феерическое возвращение ожившего мертвеца была вполне ожидаемой. Но Александр Дмитриевич не мог терять не минуты на какие бы то ни было пояснения. Он знал, что в соседней комнате его появлению будут рады несоизмеримо больше и, не мешкая, поспешил туда.
Маргарита Павловна, увидев мужа, вновь лишилась чувств. Но на сей раз природа обморока являлась совсем иной. И справиться с ним не составляло труда. Нюхательную соль под нос, пара добрых пощечин – и женщина пришла в себя. Открыв глаза, она мертвой хваткой вцепилась в ладонь мужа. И разъединить их было теперь не возможно. Так и просидели они до вечера, не говоря друг другу ни слова и не замечая никого вокруг. А Ольга сидела рядом и умилялась бесконечному счастью родителей.
Казимир Румша, оставшийся с гостями, кратко пересказал историю чудесного спасения недавнего арестанта, услышанную дорогой от самого Александра Дмитриевича. Это стало поводом для воспоминаний об аналогичных событиях, происходивших во время большевистского владычества:
– Помните семинариста Коровина? Он отказался помочь «товарищам» починить сломавшийся автомобиль, так как не был техником. Это было около синематографа Лоранжа. Его потащили на вокзал и на другой день нашли его труп со многими ранами – очевидно, юношу истязали16.
– А у Уржумцевых произошел такой печальный случай… Вечером раздался звонок в дверь. Квартира, где они проживали, была на втором этаже. Открывать пошла горничная в сопровождении дочери хозяйки, гимназистки. Едва открылась дверь, как с ружьями наперевес вошло шестеро «товарищей». Бедняжка гимназистка испугалась и бросилась бежать наверх, но выстрелом из винтовки была убита наповал. Семья выстрела не слышала и продолжала сидеть в столовой за столом, когда в комнату вошли «товарищи». Жилец, инженер Уржумцев, вскочил со стула, намереваясь уйти в свою комнату, но упал мертвым от «удачного» выстрела, очевидно, того же меткого стрелка… Затем все были отведены в отдельную комнату, связаны и заперты, после чего начался грабеж.
– Лично я почему-то избежал обыска, хотя во флигель, где жил Копьевский, наш бухгалтер, однажды ворвались матросы, сделали обыск, но, ничего не отобрали. Просто спас Господь. В квартиру же Олесова ворвались и сделали тщательный обыск. Искали оружие и платину, а отобрали вино.
– У моего соседа по дому, доверенного Невской ниточной мануфактуры, немца Шиллинга, тоже произвели обыск. В результате обыска отобрали деньги и ценные вещи. Когда на другой день он отправился в совдеп с жалобой, то к нему прислали для выяснения дела комиссара, и Шиллинг узнал в этом комиссаре того грабителя, который был у него ночью. В результате комиссар приказал Шиллингу прислать к нему еще и письменный стол17.
– Коновалову, родственнику Павла Васильевича Иванова, отсекли голову топором в тот момент, когда он выглянул в дверь18…
– Что же это? – не вынеся повторения схожих историй, вскинул руки Аничков. – Как такое можно объяснить? Неужели они хотят всех нас извести? Большевики, правда, никогда не скрывали, что хотят
– 1917 год я встретил в Петрограде, – вступил в разговор Румша. – Варварства, чудовищные зверства начались почти сразу после отречения Николая II и провозглашения всеобщей свободы. Вскоре они превратились в повседневную обыденность. Особенно неиствовала матросня, начав расправляться со своими офицерами еще в море: живыми закидывали в горящие топки, привязывали к ногам якоря и бросали за борт, а самых мужественных и сильных, пытавшихся спастись бегством, хладнокровно расстреливали из пушек и пулеметов (корабли-то были военными). Те матросы, которые не хотели участвовать в истязаниях, разделяли участь своих командиров. Людей заставляли делать выбор, кем быть: садистами-палачами или жертвами. И немногие выдерживали это испытание. А тому, кто был замазан безвинной кровью, возврата назад уже не было, они вынуждены были идти с комиссарами до конца. Моряки тогда часто ходили со знаменем: «Победа или смерть». Им, действительно, оставался только такой выбор.
В порт корабли привозили уже отпетых садистов и убийц, потерявших голову от рек пролитой ими чужой крови. А что такое «порт» для балтийцев? Это, прежде всего, Кронштадт – город, расположенный на острове, со всех сторон окруженном водой: тот же самый «корабль», только очень большой. Здесь есть все – кабаки, увеселительные заведения… В уютных квартирах живут семьи морских офицеров: дети, старики и особенный десерт для садистских извращенцев – женщины… Не многим из них удалось вырваться из этого ада живыми19!
А в порт продолжали возвращаться суда, наполненные матросней, прошедшей крещение кровью. Им нужны были новые жертвы для своих чудовищных забав… И тут грянула социалистическая революция! Ленин, крича с броневика, призывал разрушить весь старый мир: «Война дворцам»! А какая война обходится без жертв. И вся эта мутная пена из Кронштадта, поддерживаемая большевиками, выплеснулась сначала в Петроград, сметая все преграды на своем пути, а потом разлилась по всей России.
В ноябре 1917 года матрос Запкус создал очень своеобразное военное подразделение Петроградского совета, названное «Первым Северным карательным отрядом»…
– Это что, – удивился Аничков: – революции тогда и месяца не было, а каратели уже появились?..
– В первых числах декабря, – кивнув головой, продолжил Румша, – они высадились в Вятке, до той поры упорно сопротивлявшейся установлению Советской власти. В городе головорезы пробыли почти неделю, наводя ужас на местное население и приводя его к полной покорности большевикам. Затем, через Екатеринбург и Оренбург они пронеслись в Тюмень, до той поры остававшейся мирным и спокойным городом, продолжавшим соблюдать патриархальные порядки. Здесь головорезы Запкуса оторвались на полную катушку: начался ничем не прикрытый грабеж, сопровождавшийся самым разнузданным террором. Приказом №1, изданным большевистскими захватчиками, было объявлено военное положение, а горожанам было приказано сдать комиссарам все имеющееся у них золото и серебро. Приказ № 4 налагал на тюменцев дополнительную контрибуцию в размере 2 миллионов рублей, «из которых 1 миллион пойдет на содержание отряда, а 1 миллион – в распоряжение Совета рабочих и солдатских депутатов»… А сколько подобных летучих отрядов гуляло тогда по стране, обеспечивая «триумфальное шествие советской власти»?!