Рассказ?
Шрифт:
# У него такое ощущение, что видит он не столько ее, сколько как она приближается, ухватывает в ней каким-то странного размаха чувством свойственную ей способность приблизиться.
# “Когда вы приближались…” — “Почему вы говорите в прошедшем времени?” — “Так удобнее; речь хочет сказаться в прошедшем”. — “Вы не хотите скомпрометировать явленность этого присутствия, я знаю, я всегда это знала, а где она теперь?” — “Ну как же, там, где вы. Но могу сказать и прямо: сидя на диване, слегка отклонив тело, чуть нагнув голову, словно склонившись”. — “Значит, уже не повернувшись к вам?” — “Нет, не вполне”. — “Откуда столько неопределенности?” И вдруг: “Но вы, где же вы?” — “Думаю, что подошел сесть рядом с ней, но чуть позади, поскольку она сидит на самом краешке дивана, — и так близко, что можно дотронуться до ее открывшихся под склоненным затылком плеч”. — “Вижу. Вы собираетесь дать ей соскользнуть
“В какой момент решили вы туда пойти?” — “Туда, на диван?” — “Да”. — “Когда увидел, что она сама на нем сидит”. — “Дожидаясь вас?” — “Дожидаясь меня, меня не ожидая”. — “И вам не страшно ее испугать?” — “Тогда я не задавался этим вопросом, я действовал очень быстро”. — “Да, вы проворны. И когда же она догадалась о вашем присутствии?” Поскольку он не отвечал: “Она не напряглась, когда вы схватили ее за плечи?” — “Ну вот, знаете, это же было совсем легкое прикосновение; просто способ ей подсказать, что я тут и у нас отныне сколько угодно времени”. — “Да, это приятное ощущение, будто расстояния внезапно исчезли, а истории не остается ничего другого, как идти своим чередом. Но не думаете ли вы, что проявили излишнюю уверенность? Не слишком ли вы были в себе уверены?” — “Вполне возможная мысль. Такое вершится обязательно из-за чрезмерной уверенности”. — “Вы ее не знали. Вы не знали, почему она пришла”. — “Я этого не знал, но я только и делал, что ее об этом спрашивал”. — “Вот таким образом?” — “А, она проще вас”.
“И не забывайте, что на протяжении всего этого времени меня не покидало примечательное ощущение чудесной силы сближения: от этого все и зависело”. — “Приблизиться может и кто-то совсем чужой”. — “Ну конечно — и даже только то, что чуждо; это-то и чудесно. У меня было такое впечатление, что я неизвестнее ей, чем кому бы то ни было из встреченных мною до тех пор”. — “Поэтому-то вы и сочли, что можете не смущаясь идти дальше?” — “Кто-то, кто никоим образом вас не знает и кого никоим образом не знаешь, — вот что приятно в подобных встречах. Но было и еще кое-что”. — “Да?” — “Ну да, это трудно высказать. Она с легкостью давала на себя смотреть”. — “До такой степени! Вы хотите сказать, что она с готовностью выставляла себя напоказ?” — “Такого не скажу. Если и верно, что преобладает тут некое зрелищное впечатление — очень, правда, разбавленное, разреженное; зрелище, которое словно происходит в зоне, от надзора над которой я освобожден, — она в этом не участвует; возможно, она, напротив, на это досадует”. — “Разве вы на самом деле не разглядывали ее в общем-то беззаботно?” — “Может статься, но беззаботность эта приходила от нее: да, не заботясь о своих правах на нее смотреть”.
Словно созерцание было не только связано с осуществлением возможности смотреть, но и укоренено в утверждении ее явленности — столь уже обнаруженной; еще, однако, сокрытой.
“Почему же она вот так давала себя видеть?” — “Ради удовольствия, полагаю — удовольствия быть зримой”. “Однако всегда недостаточно”. — “Никогда, естественно, не достаточно”.
# Стоя у двери, неподвижная и все время приближающаяся, в то же время сидящая на краешке дивана, слегка отклонив тело, простершись, откинувшись на него, соскальзывая при его потворстве назад, заставляя его через протяженность, в которую она опрокидывается, пересечь ту непреодолимую и уже преодоленную часть пространства, которая ее отделяет, когда перед ним, пока она падает, проходит лицо с безмятежно открытыми глазами, словно им предопределено видеть друг друга, даже если и не требуется друг на друга смотреть.
Когда он хватает ее, неощутимо окружая такой, какой она будет, и привлекая еще не завершенным влекущим движением, она, отражаясь в этом соскальзывании, скользит, соскальзывая в свое отражение.
# “Да, знаю, в этом уже проявлялась ее манера бороться со своим присутствием”. — “О, она не борется”. — “Верно, она на диво хорошо поняла, что не
# Когда она слегка выпрямилась, не допуская между ними расстояние, но опершись наискось, словно чтобы по какой-то смиренной необходимости оттолкнуть оба их распростертые тела, она сказала: “Она сказала так чуть погодя?” — “Чуть погодя, если вам угодно”. — “Она все еще рядом с вами?” — “Она слегка выпрямляется”. — “Чтобы лучше вас рассмотреть?” — “Возможно, чтобы легче было дышать”. — “И она на вас не смотрит?” — “Она скорее смотрит на то, что говорит”.
# Совершенное требует своего свершения.
# “Как они дошли до того, что заговорили?” Это вызвало у нее смех: “Разве это не естественно?” — “Я тоже так думаю; полагаю, однако, была и другая причина, и именно по этой причине то, что делало речь естественной, делало ее также и крайне затрудненной. Иначе с чего бы он так поразился, вдруг ее услышав? И почему обладал уверенностью, которой она от него и требовала, доверяя то, что по-прежнему оставалось всего-навсего ее голосом, слабоватым, но отчетливым и холодным голосом; доверие, на которое при всей своей внимательности он отвечал лишь с большим трудом?” — “В первое время такое должно раз-другой случиться”. — “Уж в этот-то раз так и случилось”.
# “Что вас поражает в этих словах? Они же просты”. — “Полагаю, я свыкся с идеей, что вы не заговорите. Вы до сих пор ничего еще не сказали, да к тому же и сказать было нечего”. — “А вы думали, что, дойдя до подобного положения вещей, все отступит назад и себя не выразит? И что же в этом голосе более неожиданного, чем во всем том, что случилось и из чего вы так легко извлекли выгоду?” — “Ничего более. Только чуть менее. Вдруг имеется — такова доля этого голоса — меньше, нежели было: этому и поражаешься”. — “Значит, все из-за голоса? В чем же вы его упрекаете?” — “Его не в чем упрекнуть. Это чуть слабоватый, слегка приглушенный голос: возможно, более отчетливый или более холодный, чем я мог ожидать”. — “Вы сдержанны, надо быть откровеннее. В нем есть что-то странное?” — “Он столь знаком, как только может быть знаком какой-то голос. Возможно, меня поражает, внезапно возвращая к иному, именно его безмятежная реальность”. — “К иному? К тому, что прошло?” — “И у чего, естественно, тоже своя реальность, но может статься, что все, казавшееся мне до сих пор простым, вдруг сталкивается с некоей иной, словно утверждаемой в голосе простотой. Что-то меняется”.
Поразительная неожиданность — как все, в том числе и поразительное, отступает.
Голос вдруг оказался там, в одном ряду со всем прочим, добавляя разве что оттенок разглашения, без которого, похоже, не может обойтись даже и столь простая встреча, это-то внезапное явление его и поражает; и пока этот голос говорит почти напрямую, полностью вкладывая себя в каждое слово и ничего не оставляя про запас, дабы сказать что-либо еще, он уже успел распространиться и на другие уровни, где либо готов послышаться, либо себя уже непреложно выразил, несмотря на свой небольшой объем, заполняя во времени — вперед, назад — всю пустоту, как и всю тишину комнаты, отступая то вглубь, то наружу, всегда вдали и всегда вблизи, ищущий и уточняющий, словно точность служила главной защитой этого голоса, который с легким холодком говорит: “Мне бы хотелось с вами поговорить”.
# Он ищет, кружась со всех сторон как бы вокруг центра — этой речи, зная, что по отношению к центру, который необнаружим, найти — всего-навсего опять же искать. Центр дозволяет находить и кружить, но сам не находится. Центр в качестве центра всегда цел и невредим.
Кружа вокруг ее, явленности, присутствия, которое только таким обходным маневром он и мог повстречать.
Лицом к лицу с ее (уклончивым) присутствием.
# “О чем вы думаете?” — “О той мысли, думать которую не стоит”.