Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
«Я сообщила в полицию, что ты, укурок, украл у Осборна айфон и шлешь тупые смс-ки от его имени. Так что готовься».
«Зашибись помогла», – отвечаю.
«Так… теперь я начинаю думать, что ты не шутишь».
«У меня жизнь под откос летит со скоростью слова «б***», какие шутки».
– Чарли! – окликает меня мистер Хопкинс, когда я уже одной ногой на стоянке, готовый свалить из колледжа первым. – У тебя все в порядке?
– Да, спасибо. – Меня и правда почти отпустило, дышу нормально.
– Ты в поход на понедельник не записывался, и я внес твое имя.
– Вообще, есть один вопрос, – хмурюсь, глядя на директора сверху-вниз.
– Отлично! Спрашивай, – радуется тот неизвестно чему.
Ветер слишком резкий, и приходится говорить громче. Машинально тянусь в карман ветровки за сигаретами, но вовремя останавливаюсь.
– Что важнее – спасти себя или другого человека?
Мистер Хопкинс даже глазом не ведет, закаленный дебильными вопросами школоты о смысле жизни. У директора морщинистый лоб, волосы – как у Эйнштейна, только рыжеватые. Он одергивает рукава коричневого пиджака и надувает щеки, прежде чем сказать:
– Спасая другого, ты спасаешь и себя тоже, вернее, свою душу. Так что этот вариант продуктивнее.
Но то ли он понимает скрытую мольбу моего вопроса, то ли знает о жизни то, чего не знаю я, но, подумав, добавляет:
– Правда, бывает, что друг без друга никак. Тогда либо спасетесь вместе, либо вместе уйдете в вечность, с песней…
И он начинает петь. Серьезно. Напевает «Полет Валькирии». Обрывает себя на высокой ноте и уточняет:
– Кхм-кхм, это для доклада по этике?
– Да. Для доклада, – говорю.
А в груди совесть идет на эшафот, потому что проиграла только что. Если Ри сойдет с ума и скажет, что я ей нужен – отвечу, что она тоже мне нужна. А там хоть апокалипсис.
Глава 10
Дороги желаний, звезды и сны,
Отблеск пламени, чужая планета –
Мы не измеряем их скоростью тьмы,
Мы измеряем их скоростью света.
После занятий звоню Тому и прошу снизойти до меня, простой смертной. Он обещает приехать, и уже через час и десять минут мы сидим на кухне в компании Лобстера.
– Ты чего такая веселая?
– У меня озарение.
– А. Ну, бывает… Решила что-нибудь по поводу вчерашнего?
Отмахиваюсь, как от ерунды, и хмурю брови:
– Да не важно это все. Мелочи.
– Скинь мне счет, куда хоть деньги перечислить, а то чувствую себя шлюхой.
– Не чувствуй, представь, что «вчера» нам приснилось, – советую нетерпеливо и сбрасываю ему счет Джоанны, который она мне любезно предоставила, не задавая лишних вопросов. – У меня дело посерьезнее сейчас.
Рассказываю о гранте и о том, что все придумано до нас, в моем случае – английским математиком. Том в двух словах объясняет, в чем там соль игры Конвея. Мы смотрим ролики на ютубе, и я начинаю прыгать по комнате, как антилопа, потому что моя концепция далека от плагиата, разве что название придется новое придумать.
Плюю на приличия, разногласия и вообще на любые посторонние раздражители и отправляю
– Ты точно в порядке? – недоверчиво улыбается Том. Он сидит на стуле, спиной к барной стойке, и смотрит на меня, как на блаженную.
– Томми! Как здорово, что ты приехал именно сейчас. Это все одна большая удача.
За аркой в коридоре раздается грохот, и через минуту появляется Мэнди с пакетом еды. Я попросила ее заскочить в магазин по дороге.
– О, не-такой-как-все, привет! Не знала, что ты здесь, – теряется подруга и душит меня взглядом, заставляя притормозить. Невозмутимо поправляю леггинсы на коленях и отбрасываю распущенные волосы за спину.
– Мэнди, садись и слушай, – прошу и достаю из настенного шкафа чашку. – Нет, не так. Садись и вдохновляй меня своим божественным видом.
Раздается трель дверного звонка, и я скольжу по паркету в мягких уггах, ударяясь плечом об угол на повороте, чтобы впустить гостя. На пороге стоит Чарли. Он тоже успел переодеться после школы и явился в джинсах и белой футболке с длинными черными рукавами, даже не озаботившись накинуть что-то потеплее.
У него настороженное выражение лица, темные брови надломлены в немом вопросе, а я просто бросаюсь ему на шею и говорю:
– Спасибо, что пришел.
Беру Чарли за теплую, идеальную для меня руку и погружаюсь в эйфорию; если так и дальше пойдет, мне понадобятся мамины транквилизаторы.
Тащу Осборна на кухню и говорю:
– Дайте мне пять минут!
Достаю еще одну чашку, завариваю чай. Мечтательно поднимаю глаза к белому потолку и мысленно пишу на нем розовыми чернилами: «Ри + Чарли = Научный проект». И много-много сердечек. М-м, как романтично.
Когда гормоны счастья оккупируют мозг, то ничего плохого не замечаешь. Вот и сейчас я стою перед командой мечты и игнорирую злые взгляды, которыми в Осборна швыряет Томми. И то, как Мэнди старается вообще не обращать внимания на младшего Килмора. Она подчеркнуто внимательно смотрит в столешницу, расчесывая короткие пряди светлых волос вдоль висков, и жует жвачку. Аманда сегодня подрисовала стрелки на веках и нанесла немного румян, и выглядит просто сногсшибательно мило.
Раскладываю на столе продукты и быстро делаю сэндвичи с тунцом: для Итона, когда тот вернется, и для Мэнди, она их тоже любит. Наверх бабахаю еще порцию – с ветчиной и сыром, для остальных. Вываливаю виноград и малину на большую тарелку, чувствуя себя супер-пупер-хозяйкой, ставлю чашки с горячим чаем и, замерев у стола, киваю:
– Ну, ешьте быстрее!
Чарли прочищает горло и с опаской уточняет:
– Ри, ты не заболела?
– Наоборот, выздоровела, от тупняка! Ты меня вылечил, Чарли. Ты сказал: жизнь – это игра… Господи, да я сто миллионов раз эту фразу слышала, но сегодня оно щелкнуло. У дяди Эндрю на третий размер груди Джоанны щелкнуло, а у меня – на эту идею.