Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
– Эм-м, Дэвид, сын тренера по гольфу… Он тебя достает?
– Да не Дэвид это был, Ри!!! Я врала тебе, понимаешь? Врала!
Сажусь с ней рядом и начинаю гладить по светлой макушке.
– А кто?
– Том, – сдавленно из-под моей подмышки мычит Мэнди. – Это был Том. И он ничего не заставлял покупать, я все придумала.
Отстраняюсь, позволяя холодному кому скатиться из горла к сердцу.
– В смысле… Килмор?
Она кивает, и я убираю ладонями короткие пряди с ее щек, чтобы видеть янтарные глаза, которые не умеют мне врать. То есть, умеют, но…
–
Аманда дрожит, и я стягиваю плед с кресла, чтобы укрыть ее.
– Не могла посмотреть тебе в глаза и увидеть собственное отражение. Потому что я сука!
– Что ты несешь?!?!
– Нет, Ри, ты не понимаешь! Том меня стеснялся, просил не говорить о нас никому, поэтому я не верила, что он меня правда любит. Когда он прошлой весной предложил ехать с ним в Эдинбург, я испугалась, подумала, он меня бросит там одну. И куда я пойду? Если бы ты туда собиралась, я бы смогла, но ты давно выбрала Абердин. Я не хотела ехать в чужой город без тебя, – рыдает Аманда.
В шоке смотрю на нее и пытаюсь осмыслить, но выходит плохо.
– Я изменила Тому в мае, с тем парнем, помнишь? Мой второй. Хотела, чтобы не-такой-как-все разочаровался во мне и спокойно уехал, а он простил… Я в зеркало посмотреться не могла, так противно от себя было, – глухо говорит подруга. – Когда он собирался в Эдинбург в августе, я с катушек слетела от отчаяния, с этим Стивеном… Он мне в наказание за трусость. После того я Тома не видела, даже на его страницы в сетях не заходила, чтобы душу не рвать. А вчера зашла…
Мэнди затихает, и я пытаюсь вспомнить, что у Тома в профиле.
– У него там девушка, – шепчу. Громкости во мне нет в эту минуту.
Аманда кивает и перестает плакать, только всхлипывает иногда. Протягиваю ей пачку бумажных салфеток и не знаю, что сказать или сделать.
Страх.
Почему он нами руководит, когда дело касается самого главного в жизни? Это тоже естественный отбор? Если так, то я не согласна отдать ему Аманду.
Голова кругом идет. Не могу прийти в себя, поверить, что моя лучшая подруга тонула все это время, пока я витала в облаках. А вчера… Я ведь радостно прыгала по кухне, хотя собрала в доме не команду мечты, а набор личных трагедий.
– Если хочешь, мы вместе поедем в Абердин в августе, будем снимать комнату. Или я могу поговорить с Томом…
– Нет! Я не хочу отсюда уезжать, здесь мой дом, родители, бабушка с дедушкой. Мне здесь спокойно. А Том все равно меня не простит после всего, я же его уничтожила! Ри, он же передо мной на коленях стоял! Даже после того, как я ему изменила! Он только после Стивена перестал мне звонить.
Мы в унисон начинаем плакать, обкладываясь салфетками.
Ну что за жизнь! Почему Мэнди не сказала?!
Вместе с сожалениями выходят и силы, и я плюю на то, как буду выглядеть на свидании с Майклом. Да, у меня накрашено всего три ногтя и костяшка, и что с того? Кому какое дело вообще? Передо мной сидит на полу живая рана, которую я вчера присыпала солью, сама того не зная, и все, что могу – это промыть ее слезами. Они уже не соленые. Из
Когда в пять вечера меня зовет Джоанна, я спускаюсь в джинсах и теплом свитере, и пускай весь мир отвалит. Волосы собраны в хвост, на лице ни грамма косметики, кроме бальзама для губ.
Зато Мэнди успокоилась и уснула, и брат пообещал позвонить ее родителям, если подруга останется на ночь.
Набрасываю пуховик, шапку с помпоном, берусь за дверную ручку – и слышу за спиной голос неуловимого дяди:
– Чтобы дома была не позже восьми.
Твою мать, дядя, то есть мою бабушку! Хоть ты не лезь!
Оборачиваюсь – и мне суют в руки большой красивый сиреневый контейнер с тортом.
– Ты забыла, это же для парня, с которым ты идешь на свидание.
Я едва не роняю ношу от неожиданности. Да наш Энди – западлист, оказывается! Отвесить бы ему ироничный комплимент, чтобы осунулся, как в старые-добрые времена, но нет времени. А главное, как вернуть «Баттенберга» в холодильник? Ответ: никак. Иначе придется врать о вранье.
Обреченно вздыхаю, выхожу с тортом Осборна на крыльцо, и у меня отвисает челюсть.
– Н-да, – дядя Эндрю делает вывод за меня. – Давай сюда.
Я вручаю ему торт обратно, потому что Салливан приехал на мотоцикле. Огромный черный монстр с надписью «Kawasaki».
«Спасибо, Майкл».
Честное слово, я так благодарна ему в этот момент, что даже улыбаюсь:
– Привет.
– Привет, – насмешливо отвечает он, глядя, как дядя исчезает в доме с «Баттенбергом».
– И только попробуйте съесть этот торт! – ору в коридор и захлопываю дверь.
– Мило, – ставит мне диагноз Майкл, пока я спускаюсь, пряча руки в карманах.
– С сахаром шутки плохи, – говорю, и король Майкл Первый Заносчивый соглашается:
– С ветром тоже, так что надевай. – Он протягивает мне шлем, черный, с узором пламени.
Заталкиваю шапку в карман, водружаю на голову шлем и, помня об опыте первого свидания, уточняю:
– А куда мы едем?
– Прокатимся.
Содержательный ответ. Но мы с Майклом настолько разные, что не могу найти точки соприкосновения в разговоре – и покорно забираюсь на байк.
У Салливана – мощные плечи, он парень холеный и модный, красивый, в общем. Я бы даже сказала, миловидный. Черные волосы до плеч, высокомерный взгляд карих глаз, по-детски нежные губы. Но мне не дает покоя не его внешность, а вопрос: почему он согласился сходить со мной на свидание? Не может быть, чтобы ради денег, он ведь из приличной семьи, сын сержанта. Обсуждать с ним авантюру с разделом двадцати тысяч даже как-то стыдно.
Обнимаю Майкла покрепче, преодолевая стеснение, и мы мчимся в закат вдоль набережной. Я на мотоцикле каталась только с папой, с парнем – никогда, и разница в ощущениях невероятная. С отцом это было весело, а с одногруппником – стремно. Он несется слишком быстро, и я перестаю обращать внимание на дорогу, которая слилась в нечто серое и безобразное. Жмурюсь – и утыкаюсь носом в спину, затянутую в черную кожанку.