Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
Это что-то невероятное.
В начале февраля мы с Чарли сделали первый, казалось бы, ничего не значащий шаг вдоль безопасной обочины, а теперь бежим по встречной, уклоняясь от грузовиков. И я даже не уверена, что от нас теперь хоть что-то зависит.
Новый сержант жаждет крови, вынося журналистам подробности всего, что произошло в Ламлаше; у меня на коленях лежит газета Daily News с грязными подробностями и домыслами, а в сети и вовсе шквал сплетен.
«Подростки развлекаются торгами в закрытых чатах».
«Волна шокирующих смертей в раю».
«Кровавая
Сначала я порывалась драться с журналистами, которые заполонили наш тихий проезд и топтались под окнами, но Мэнди одолжила мне броню пофигизма. Я надела ее и теперь лишь посматриваю высокомерно, если кто-нибудь лезет ко мне с вопросами. Как же: я ведь соседка Чарли, явно видела, что произошло. И плевать им, что я ничего не видела.
Теперь у нас на всех окнах дома – шторы.
Я бегло просматриваю сообщения на смартфоне, отписываюсь Аманде, Тому, который сейчас в Эдинбурге, у него зачетная неделя началась в колледже… Подруге Осборна, Феррари, я тоже пишу. Держу ее в курсе событий, поскольку сама она не смогла связаться с Чарли. У него не так много людей, которым можно довериться, и Феррари заслуживает знать, что происходит в его жизни.
Инспектор Доннаван безрезультатно пытался заполучить дело, но хотя бы с залогом ему пошли навстречу. Новый сержант настаивал, что небезопасно для общественности выпускать Осборна. Будто Чарли – зверь какой-то, честное слово. К счастью, Доннаван нанял хорошего адвоката, и тот напомнил сержанту, что в Шотландии каждый имеет право выйти под залог до суда. Повезло, что коробка Осборна с важными документами и деньгами осталась у меня, и я без проблем внесла всю сумму наличкой. Мне папа помог разобраться в тонкостях. Родители вообще адекватно себя повели в этой ситуации, впервые не назвав меня крайней. Они в шоке, что Джейсон Осборн был деспотом, и теперь жалеют Чарли.
А еще я призналась маме, что он сын Джессики Милборн, ее любимой актрисы, и что та умерла год назад.
Мама до сих пор в себя не пришла.
…Чарли выходит из участка под прикрытием адвоката и инспектора, и начинают щелкать камеры журналистов.
– Поему вы убили своего отца?
– У вас были сообщники?
Вопросы сыплются, как из рога изобилия дебилизма, и Чарли пониже натягивает капюшон толстовки, которую мы с папой передали два дня назад. Осборн быстро садится в машину на заднее сиденье, и мы отправляемся домой к бывшему сержанту, Салливану. Тот на стороне Осборна, нам не помешает его участие. К себе Чарли не может вернуться, потому что особняк оцеплен полицией до суда.
– Что происходит сейчас? – спрашиваю у инспектора и тянусь рукой назад, чтобы сжать пальцы Чарли. От его прикосновения краски возвращаются в мир, и я на мгновение прикрываю глаза, с облегчением вздыхая.
Если честно, не ожидала от себя такого хладнокровия и собранности. Я не паниковала и не рыдала, когда в четверг утром не дозвонилась до Чарли и, выйдя на шпионскую пробежку, увидела полицеские
Кажется, инспектор Доннаван зауважал меня.
У инспектора мощная энергетика, он вселяет чувство безопасности. Он всегда в выглаженной черной офицерской форме. Глаза тоже черные, проницательные, с глубокими морщинами в уголках. Острый подбородок, как у мультяшного Дракулы из «Отеля Трансильвания». Три дырки в ухе, но сережек нет.
Наш человек.
– Слишком большое внимание к делу, – говорит он. – Боятся международного скандала, поэтому начальство требует немедленно наказать виновного. На расследование дали всего три дня, и они истекают. Завтра суд.
От возмущения я даже слова подобрать не могу, поэтому слушаю, как барабанит дождь по стеклу, и ищу в закромах сознания новую порцию силы воли.
Мы плутаем по улицам, уходя от преследования: за нами едет белая машина очень навязчивого журналиста из Глазго, и в итоге прибываем к дому Салливана лишь минут через двадцать.
Едва выбравшись из машины, я бросаюсь к Чарли, обнимаю, целую его, будто вечность не видела. На его запястье – браслет с отслеживающим датчиком, как у преступника, и от этого сердце сжимается.
– Я так и не уехал, – улыбается Чарли. Его светлые волосы взъерошены, синяя толстовка излучает тепло, а в усталых глазах – неотвеченный вопрос: «Я убийца?»
Нет, Чарли, не думай так…
Мне хочется приободрить его, поэтому я достаю из кармана дождевика шоколадную конфету и протягиваю ему. У меня точно мультяшное настроение сегодня, потому что я вдруг отстраняюсь, вглядываясь в лицо Осборна, и восклицаю:
– Ты выглядишь, как Джек Фрост!
– Как кто?
– Джек Фрост из «Хранителей снов». У Итона это любимый персонаж.
Инспектор Доннаван громко прочищает горло, подгоняя нас, и мы бредем к воротам, держась за руки. Я очень боялась, что Чарли оттолкнет меня, как раньше, но он лишь крепче сжимает мою руку, и я безмерно благодарна ему за это.
В каменном особняке на меня обрушиваются тяжелые воспоминания, и когда сержант Салливан провожает нас в гостиную, где я порезала руку, то первым делом спрашиваю:
– Как Майкл?
– Послезавтра перевезут в наш госпиталь, временно. Как только врач подпишет распоряжение, то, согласно постановлению суда, сына отправят в закрытую лечебницу на два года.
Салливан удобно устраивается в кресле, быстро докуривая сигарету. На подоконнике – новая пепельница, тоже стеклянная, и я машинально сжимаю кулаки, ощущая едким эхом из прошлого боль саднящего пореза.
Сержант сегодня на удивление болтливый, как и я. Кажется, эктремальные ситуации бодрят нас, островитян.
– Ри, без тебя и Аманды, без вашей поддержки, Майкла посадили бы, надолго.
– Вы в долгу не остались, – напоминаю ему о «Глоке», но сержант отмахивается, мол, мелочь. Хотя для нас то была цена свободы.